342 / 734
675
С0ЧИНЕН1Я Г. В. БЫИНСКАГО.
676
Красою „собственныхъ заслуга“,
Звездой двоюроднаго дяди,
Иль приглашешемъ на балъ,
Туда, гд* дЪдъ вашъ«не бывалъ.
Эти мысли изумительны своей наивностью,
достойной тйгь временъ, когда Варлаама
Езерскаго за споры то съ т4мъ, то съ дру
гими съ безчестшмъ выводили изъ-за цар-
скаго стола. Изъ чего хлопочетъ позтъ? про-
тивъ чего возстаетъ онъ?—Противъ того, че
го самъ не могъ не осмеять... Что за упрекъ
такой: <Васъ сггЬсь дворянская не гложетъ»?
Неужто сн'Ьсь дворянская или мещанская
есть добродетель, а не дорокъ—признаки
грубости нравовъ и невежества?.. Вамъ все
равно, кто бы ни былъ вашъ родоначаль
ники—князь или целовальники Митюшка?..
Гордиться происхождешемъ отъ князя такъ
же смешно, какъ и стыдиться происхожденш
отъ целовальника, потому что какъ въ пер-
вомъ случае заслуга, такъ во второмъ—пре-
ступлеше—суть чистейшая случайность. Не
происхожденш, а жизнь нриноситъ человеку
честь или безчестае. Иначе Сусанинъ или
Мининъ были бы низкими людьми въ срав-
ненш со всякимъ гдупенькимъ и пошлень-
кжмъ князькомъ, какихъ довольно бываетъ
на бълоагь свете между князьями, достойны
ми всякаго уваженш по ихъ личнымъ до-
стоинствамъ. Иоэтъ обвиняетъ родословныхъ
людей нашего времени въ томъ, что они пре-
зираютъ своими отцами, ихъ славой, права
ми и честью,—упрекъ столько же ограни
ченный, сколько и неосновательный. Если
человекъ не чванится тймъ, что происходить
по прямой лиши отъ какого-нибудь великаго
человека, неужели это непременно значить,
что онъ презираетъ своего великаго предка,
его славу, его велиюя дела? Кажется, туть
следетае выведено совсемъ произвольно.
Презирать предковъ, когда они и ничего не
сделали хорошаго,—смешно и глупо: можно
не уважать ихъ, если не за что уважать, но
въ то же время не презирать, если не за
что презирать. Где нетъ места уваженш,
тамъ не всегда есть место презренно: ува
жается хорошее, презирается дурное; но от
сутствие хорошаго не всегда предполагает,
присутствш дурного, и наоборотъ. Еще смеш
нее гордиться чужимъ величшмъ или сты
диться чужой низости. Первая мысль пре
восходно объяснена въ превосходной басне
Крылова «Гуси»; вторая ясна сама по себе.
Известно, что целовальникъ (въ древности
■—присяжные чиновники) не отличались осо
бенной честностью, не отличаются и ныне,
какъ продавцы вина въ питейныхъ домахъ;
но если сынъ целовальника, по своей на
туре, оказался неспособенъ къ звашю свое
го отца, и вместо того, чтобъ обмеривать
въ кабаке пьяныхъ мужиковъ, прожидъ векъ
свой—пожалуй, не великимъ, даже не даро-
витымъ, а просто чеетнымъ человекомъ,—
скажите: зачемъ ему стыдиться, что онъ
сынъ своего отца?.. При томъ же мы ни
сколько не споримъ, что Тамерланъ былъ
большой аристократа,—по крайней мере при
его жизни въ этомъ никто не смелъ усо
мниться подъ опасешемъ быть носажену на
колъ; но прежде, нежели сделался великимъ
ханомъ, онъ былъ кузнецомъ, заплатившимъ
за покражу овцы увечьемъ ноги. Такъ и
всяшй родъ начать былъ однимъ человекомъ
незнатнаго происхожденш, у котораго въ
родне былъ не одинъ сапожникъ или порт
ной. Но все это истины немного ношлыя,
потому именно, что оне ужъ слишкомъ
истинны,
темъ,
повидпмому, страннее, что
велишй поэта виделъ въ нихъ ложь, а во
лжи—истину. Но здесь въ поэте оказался
человекъ, не могшей, на зло себе, отре
шиться отъ предразеудковъ, надъ которыми
самъ смеялся... Но далее—
Я самъ, хоть въ книжкахъ и словесно
Собратья надо мной грунятъ,
Я мЬщанинъ, какъ вамъ известно,
И въ
этомъ смыслгъ
(въ какомь же?)демократъ;
Но каюсь, новый Ходаковской,
Люблю отъ бабушки московской
Я толки слушать о родн'Ь,
О толстобрюхой старить.
Признаке поистине наивное! На вкусъ
товарища нетъ, говорить русская пословица;
но кому какое дело до чужихъ вкусовъ, и
кто свои личные и при томъ странные вку
сы въ праве выдавать другимъ за законъ?
Одинъ любить говорить съ московской ба
бушкой о роде и о «толстобрюхой старинъ»;
другой любить разеуждать съ своимъ крй-
поетнымъ нсаремъ о личныхъ качествахъ
и добродетеляхъ его гончихъ, оба правы, и
мы никому изъ нихъ мешать не намерены
а только считаемъ себя въ праве попросить
обоихъ не навязывать намъ своихъ вку
совъ, какъ нравилъ нравственности и до
бродетели.
Мне жаль, что нашей славы звуки
Уже намъ чужды.
Действительно, жаль, если правда, что звуки
нашей славы намъ чужды. Только едва ли
правда: равнодуппе къ «толстобрюхой ста
рине» и равнодушие къ народной славе—
совсемъ не одно и то же. Если поэта хотелъ
этимъ упрекомъ намекнуть на то, что мы,
какъ молодой, исполненный надеждъ народъ,
больше заняты своимъ настоящимъ и больше
смотримъ на свое будущее, нежели на про
шедшее,—то ему следовало бы выразиться
яснее и понять лучше причину этого явле-
нш, совершенно необходимаго и нисколько
не предосудительнаго въ его источнике...