33 / 734
5 7
I. КРИТИЧЕСКТЯ СТАТЬИ.
5&
ся, черты народности, столь неожиданный и
гЬмъ болйе поразительный въ то время,—и
вместе съ тЬмь поэзш Державина удержала
дидактичесшй и риторичесшй харакгеръ въ
своей общности, который былъ сообщенъ ей
поазшй Ломоносова. Въ этомъ виденъ есте
ственный историчесшй ходъ.
Кстати о дидактик!;. Она была явлешемъ
неизбйжнымъ и необходимымъ. Занят!е по-
эз)ей должно было ч'Ьмъ-нибудь быть оправ
дано въ глазахъ общества. Теперь всяюй бу
магомаратель, назвавшись поэтомъ, найдетъ
кружокъ, который будетъ смотреть на него
съ н'Ькоторымъ уважетемъ за то, что онъ—
не простой челов'Ькъ, а «поэтъ». Но это ми
стическое уважеше к ъ ! слову «поэтъ» не
вдругъ же явилось въ русскомъ обществе:
оно развилось въ немъ временемъ и, конечно,
составляетъ его прогрессъ въ сравнен ¡и съ
предшествовавшими эпохами. Во время Ло
моносова слова «поэзш» и «поэтъ» или, по-
тогдашнему, «пщтъ» звучали довольно дико и
были къ тому же нисколько опошлены харак
терами первыхъ двухъ русекихъ «пштовъ»—-
Тредьяковскаго и Сумарокова. Если на по-
этовъ общество обратило внимаше, то не ина
че, какъ вслЕдствье покровительства, которое
оказывалось имъ высшей властью. «Даютъ
чины, подарки за стихи,—стало быть, стихи
что-нибудь да значатъ же»: такъ думало само
съ собой тогдашнее общество. Но надобно же
было ему представить пользу отъ поэзш, чтобъ
оно не считало поэзш за одно съ шутовствомъ.
Да что общество!—сами поэты того времени
не умели объяснить себе свою страсть къ по
эзш иначе, какъ ея высокимъ нризватемъ—
быть полезной для нравовъ общества. И если
хотите, они были правы: поэзш действительно
есть провозвестница великихъ истинъ, въ
историческомъ движеяш человечества раз
вивающихся; но прежде всего она—поэзш.
свободное творчество, самостоятельная сфера
сознанш, которой нельзя и не должно сме
шивать съ фшшсофшй, хотя у нихъ обеихъ
одно и то же содержите. Но наши первые
поэты стараго времени поняли поэзию, какъ
приятное нравоучение,—и Мерзляковъ, тео
ретика этой поэзш, такъ выразилъ ея сущ
ность и цель въ стихахъ, заимствованныхъ
имъ у Тасса:
Такъ врачъ болящаго младенца ко устамъ
Несетъ фъалъ, сластьми упитанъ по краямъ:
Счастливецъ оболъщенъ, пьетъ горькое цЪленье,
Обманъ ему далъ жизнь, лбманъ ему сласенье,
Выражаясь прозой, это значить, что поэзш
есть позолота на горькой пилюле нравоуче-
нш... МпЬте ограниченное и жалкое, но
подъ его эгидой начинается всякая поэзш,
возникшая не непосредственно изъ народ
ной жизни, а явившаяся какъ нововведеше,
какъ какое-то общественное учреждеше. . .
И за то спасибо ему: оно, это мнЬше, под
держало у насъ и дало укрепиться зародышу
поэзш Ломоносова и Державина. После этого-
понятно дидактическое и риторическое на
правлен^ поэзш Ломоносова и Державина.
Выло бы крайне несправедливо ставить имъ.
въ вину это. Въ действшхъ великихъ людей
бываетъ два рода недостатковъ и ошибокъ:
одни происходить отъ ихъ личнаго произ
вола, ихъ личной ограниченности; .трупе—
изъ духа и потребностей самаго времени.
За недостатки и ошибки перваго рода мож
но и должио обвинять великихъ действова
телей; недостатки же и ошибки второго рода
можно и должно называть ихъ собственными
именами, т. е. — недостатками и ошибками,
но ставить ихъ въ вину великамъ действо-
вателямъ не можно и не должно
Итакъ, очевидно, что Державиеъ не могъ.
быть, а потому и не былъ лоэтомъ-худояши-
комъ; его поэзш—ленетъ младенчесий. ис
полненный жизни и прелести, но не речь
разумная мужа. И откуда же взялъ бы онъ
художественность образовъ, пластическую от
делку формы, если въ его время о такихъ
хитростяхъ не было понятш, а следователь
но, не было въ нихъ и потребности? И по-
томъ можно ли винить его за риторику и
дидактику, входящш, какъ элементъ, во все,
даже лучпйя его созданш, а въ поередствеы-
ныхъ и слабыхъ играгощш первую роль?
Конечно, за это никто и не обвинить его:
но, съ другой стороны, есть ли какой-нибудь,
смыелъ обвинять, какъ въ преступивши, какъ
въ дерзкомъ неуваженш къ священнымъ
предметамъ, людей, которые называютъ вещи
собственными ихъ именами и не хотятъ ви
деть въ нихъ больше того, чтб есть въ нихъ
на самомъ деле? Можно насчитать более
полусотни стихотворешй Державина, въ ко-
торыхъ нетъ и искры поэзш, а въ которыхъ
злоупотреблеше «литической вольности» съ
языкомъ доведено до крайней степени: не
ужели трехъ и престуялеше сказать объ
этомъ прямо! неужели критика должна состо
ять изъ однехъ лицемврныхъ фразъ и на1-
тянутаго восторга, выражаемаго общими
ме
стами дряяныхъ учебниковъ по части сло
весности? Нетъ. тысячу разъ нетъ,—темъ
более нетъ, что подобная искренность ни
сколько не можетъ повредить славе Держа
вина, ни затмить его ведикаго таланта, ни
унизить его великихъ заслугъ! Неудачныя
стихотворенш могутъ быть у всякаго вели-
каго поэта, и если у Державина ихъ больше
чемъ у другихъ, — это вина времени (если
только время можетъ быть въ чемъ-нибудь.
виновато), а не поэта. Жуковсшй—тоже по
этъ необыкновенный; онъ явился уже после
Державина, когда самый языкъ сдЬлалъ боль-
ш е успехи черезъ Карамзина и Дмитрова;