Белинский В.Г. Сочинения в 4 т. Т. 3,4

X. КРИТИЧЕСКИХ СТАТЬИ.

с тй флота въ Черномъ мор*,—преиспол

нены риторики н въ мысли, и въ исполне-

нiи. Остальныя девять строфъ исполнены

поэзш, особливо эти двб:

По утру солнечнымъ лучемъ

Какъ монументе златой зажжется,

Лежатъ объяты серны сномъ,

И паръ вокругъ холмовъ вгется,

Пришедши, старецъ надпись зритъ:

„Зд’Ьсь трупъ Потемкина сокрыть!“

Алциб1адовъ прахъ! И смЪетъ

Червь ползать вкругъ его главы?

Взять шлемъ Ахилловъ не робеете,

Нашедши въ пол'Ь, 0ирсъ? Увы!

И плоть, и трудъ коль исюгЬваетъ:

Что жъ нашу славу составляете?...

Мы разобрали одно изъ дучншхъ стихо-

творешй Державина, и это даета намъ пра

во не дблать дальнбйшихъ разборовъ тако-

то рода, ибо они загромоздили бы статью

выписками. Итакъ, повторяемъ, что невы

держанность въ цбломъ и частностяхъ, пре

обладайте дидактики, сбивающейся ;аа резо

нерство, отеутствте художественности въ от-

дблкб, смбсь риторики съ ноэзтей, проблески

тотальности съ непостижимыми странностя

ми — вотъ характеръ всбхъ произведений

Державина.

Какая же, спросятъ насъ, причина этого:

та ли, что Державинъ не поэта; та ли, чт©

его талантъ былъ незначителенъ, или что у

него вовсе не было таланта? Ни: то, ни дру

гое, нм третье... Ответа на этотъ вопросъ

ужо сдбданъ нами въ началб статьи: чтб

было тамъ высказано нами въ общихъ чер-

тахъ, какъ теорш, то приложимъ мы теперь

къ вопросу о поэзш Державина, какъ къ

факту. Державинъ былъ чедовбкъ, одаренный

великими творческими силами,—и онъ едб-

лалъ все, что можно было ему сдблать въ

то время. Не его вина, что онъ явился въ

то, а не въ наше время; не его вина, что

ноэзш же падаета готовая прямо съ неба, а

вырастаешь ва земдб, переходя черезъ веб

степени развитая, какъ все растущее.

Ноэзш въ каждой странб имбетъ свою ис-

т о р т ; поэтому неудивительно, что и въ Рос

ши

она имбла свою исторяо. Отецъ русской

поэзш, патрюрхъ .русскихъ поэтовъ былъ не

столько поэта, сколько ученый: мы гово

рить о Ломоносовб. Поэзия русская не была

туземнымъ свбтомъ, свободно и самобытно

развившимся изъ почвы нацюнадыхаго духа;

но,

подобно нашей европейской цивилизаг

щн и нашему европейскому просвбщенш,

она

была прививньшъ или—еще вбрнбе

сказать—пересаженньшъ раететемъ. И вота

здбсь-то заключается жиаая связь Петра

Великаго съ Ломоносовымь, какъ прнчанш

со слбдствтемъ. Наши критики обыкновенно

унускаютъ изъ виду это обстоятельство: они

вбвиняютъ русскую литературу въ подража

тельности,

въ отсутствии оригинальности,

въ то же время признаютъ Пушкина, Грибо-

бдова и другихъ новбйшихъ писателей ори

гинальными поэтами, не понимая того, что

если бъ наша поэзш до Пушкина не была

подражательной, то и поэзш отъ Пушнина

не могла бы быть оригинальной и народней...

Да, подражательность первыхъ нагашхъ по

этовъ искупила оригинальность послбдую-

щихъ. И это обстоятельство даетъ особенный

характеръ нашей поэзш и ея историческому

развитая). Исторш нашей поэзш до Пушкина

вся заключается—въ усилш изъ риторики

сдблаться поэзхей,

тъ

книжной н школьной

стать естественной, изъ подражательной—

оригинальной. Ломоносовъ сообщилъ русской

поэзш характеръ чнсто-риторичесюй, чисто-

школьный и книжный,—а велико дбто его,

сзятъ его подвигъ! Намъ нужна была поз-

зж, во что бы то ни стало,—и Ломоносовъ

далъ намъ именно такую поэзш, кромб ко

торой ни ему, ни другому кому, хотя и ве

ликому генш, дать было невозможно. О Ло-

моносовб вообще утвердилось мнбше, что

онъ былъ ученый и нисколько не поэта: это

го мнбшя нельш опровергнуть, но едва ли

можно и доказать ®гв справедливость. Пою-

жимъ, что Ломоносовъ былъ столь же поэтн-

ческая натура, какъ и самъ Пушнинъ; но

вотъ вопросъ: какъ и въ чемъ бы высказа

лась его поэтическая натура? Откуда бы ко-

черпнулъ онъ сознательную идею о суще-

ствованш поэзш и о своемъ поэтическою

призванш?—Изъ общества? Но тогдашнее

общество не имбло никакого понятая о поэз!ж

ж еще менбе потребности въ ней, и если

оно смотрбло на стихи Ломоносова не какъ

на пустое балагурство, а на него самого не

какъ на шута, такъ причиной этому быль

не таланта Ломоносова, а покровительство

Шувалова, внимаше императрицы... Слбдо-

вательно, для сознательной идеи поэзш Ло

моносову былъ одинъ путь—книга, учеше,

наука, знакомство съ Европой. Такъ оно и

было. Теперь вопросъ: могъ ли Ломоносовъ

не подчиниться влшнш своихъ нбмоцкихъ

учителей, и образцы тогдашней кбмецкоЁ

поэзш могли ли дать поэтической дбатель-

ности Ломоносова другое направлена, неже

ли то, которое они дали ей? Скажусь: истин

ный resiñ не покоряется чуждому влшнш и

руководствуется только собственнымъ твор-

чвскимъ духомъ. Да, это правда, но только

тогда, когда уже выработаны натершлы, изъ

которыхъ гешй можетъ творить; иначе въ

историческомъ процееоб не бываете. И вотъ

почему иногда притеотвщ

уготовляется столькими^

рыхъ иные, можете i

жутся меньше его,

что исторш осудила

рительныя работы. Петр'