310 / 734
611
СОЧИНЕНШ В. Г. БЪДИНСКАГО.
612
принадлежала къ числу посдеднихъ, и зна-
чеше светской дамы только возвышало ея
значеше, какъ женщины. При томъ же въ
глазахъ Онегина любовь безъ борьбы -не
имела никакой прелести, а Татьяна не обе
щала ему легкой победы. И онъ бросился
въ эту борьбу безъ надежды на победу, безъ
расчета, со всЬмъ безумствомъ искренней
страсти, которая такъ и дышитъ въ каж-
домъ слове его письма. Но эта пламенная
страсть не произвела на Татьяну никакого
впечатл'Ьнш. После нТсколькихъ поелашй,
встретившись съ ней, Онегинъ не замЬтилъ
ни смятенш, ни страданш, ни пятенъ слезъ
на лице—на немъ отражался лишь следъ
гнева... Онегинъ на целую зиму заперся
дома и принялся читать:
И что жъ? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желанш, печали
Теснились въ душу глубоко.
Онъ меэюь печатными строками
Читалъ духовными глазами
Д ууггя строки.
Въ нихъ-то онъ
Былъ совершенно углубленъ.
То были та.йныя преданья
Сердечной, темной старины,
Ни съ ч*мъ не связанные сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздоръ лшвой,
Иль письма дЪвы молодой.
И постепенно въ усыпленье
И чувствъ, и думъ впадаетъ онъ,
А передъ нимъ воображенье
Свой пестрый мечетъ фараонъ.
То видитъ онъ: на таломъ сн*г*,
Какъ будто спящ1й па ночлег*,
Недвижимъ юноша лежитъ,
И слышитъ голосъ: что жъ? убитъ!
То видитъ онъ враговъ забвенныхъ,
Клеветниковъ и трусовъ злыхъ,
И рой измЪнницъ молодыхъ,
И кругъ товарищей презрЪнныхъ;
То сельсшй домъ— и у окна
Сидитъ
она...
и все она!..
Мы не будемъ распространяться теперь
о сцене свиданш и объяснен!« Онегина съ
Татьяной, потому что главная роль въ этой
сцене принадлежишь Татьяне, о которой намъ
еще предстоишь много говорить. Романъ
оканчивается отповедью Татьяны, и чита
тель навсегда разстается съ Онегинымъ въ
самую злую минуту его жизни... Что же это
такое? Где же романъ? Какая его мысль?
Ж
что за романъ безъ конца?—Мы думаемъ,
что есть романы, которыхъ мысль въ томъ
и заключается, что въ нихъ нетъ конца,
потому что въ самой действительности бы-
ваютъ событш безъ развязки, существованш
безъ цели, существа неопределенный, нико
му непонятный, даже самимъ себе, словомъ—
то, что по-французски называется les êtres
m anqués, lés existences avortées. И эти
существа часто бываютъ одарены большими
нравственными преимуществами, большими
духовными силами; обещаютъ много, испол-
няютъ мало или ничего не исполняютъ. Ато
зависитъ не отъ нихъ самихъ; туть есть
fatum , заключающейся въ действительности,
которой окружены они, какъ воздухомъ, и
изъ которой не въ силахъ и не во власти
человека освободиться. Другой поэгъ пред-
ставилъ намъ другого Онегина подъ име-
немъ Печорина; Пущкинсшй Онегинъ съ
какимъ-то самоотвержетемъ отдался зевоте;
Лермонтовсшй Печоринъ бьется на смерть
съ жизнью и насильно хочетъ у нея вы
рвать свою долю; въ дорогахъ—разница, а
результата одинъ: оба романа такъ же безъ
конца, какъ и жизнь и деятельность обоихъ
поэтовъ...
Что сталось съ Онегинымъ потомъ? Вос
кресила ли его страсть для новаго, более
сообразнаго съ человеческимъ достоинствомъ
страданш? Или убила она все силы души
его, и безотрадная тоска его обратилась въ
мертвую^ холодную апатио? —Не знаемъ, да
и на что намъ знать это, когда мы знаемъ,
что силы этой богатой натуры остались безъ
приложешя, жизнь безъ смысла, а романъ
безъ конца? Довольно и этого знать, чтобъ
не захотеть больше ничего знать...
Онегинъ—характеръ действительный въ
томъ смысле, что въ немъ нетъ ничего ме-
чтательнаго, фантастическаго, что онъ могъ
быть счастливь или несчастливъ только въ
действительности и черезъ действительность.
Въ Ленскомъ Пушкинъ изобразилъ харак
теръ совершенно противоположный харак
теру Онегина, характеръ совершенно отвле
ченный, совершенно чуждый действитель
ности. Тогда это было совершенно новое
явдеше, и люди такого рода тогда действи
тельно начали появляться въ русскомъ об
ществе.
Съ душою прямо геттингенской,
Красавецъ въ полномъ цв*т* л*тъ,
Поклонникъ Канта и позтъ,
Онъ изъ Гермаии туманной
Привезъ учености плоды:
Вольнолюбивый мечты,
Духъ нылшй и довольно странный,
Всегда восторженная р*чь
И кудри чериыя до нлечъ.
Онъ н*лъ любовь, любви послушный,
И п*снь его была ясна,
Какъ мысли д'Ьвы простодушной,
Какъ сонъ младенца, какъ луна
Въ пустыняхъ неба безмятежныхъ,
Богиня тайнъ и вздоховъ н'Ьжныхъ.
Онъ п*лъ
разлуку
и
печаль,
И
нгъчто
и
туманну даль,
И
романтичестя розы-,
Онъ п*лъ т* дальнш страны,
Гд* долго въ лон* тишины
Лились его живыя слезы;
Онъ тьлъ поблеклый жизни цвптъ
Безъ малаго съ восьмнадцать лгътъ.
Ленсюй былъ романтикъ и по натуре, и
по духу времени. Н6тъ нужды говорить, что