26 / 734
4 3
СОЧИНЕНЫ В. Г. ВВЛИНОКАГО.
4 4 -
что законы творчества всегда и везде оди
наковы, что они въ Россш
t í
же, что были
въ Грецш,—ergo почему же и въ Россш не
быть Гомеру и Софоклу?.. Отсюда происте
каешь всевозможная ложь и неправда въ су-
ждетяхъ о достоинстве ноэтовъ; какъ легко
превознести одного, такъ легко и унизить
другого, и въ обоихъ случаяхъ—заметьте—
на основаши мысли и ея строгаго даалекти-
ческаго развиты...
Очевидно, что какъ эмпиризмъ, такъ и идеа-
ливмъ (отвлеченный) суть односторонности,
равно чуждыя истины: истина же состоитъ въ
свободномъ примиренш обоихъ атихъ край
ностей. Но кроме того, что такое примире
ние не такъ-то легко для всякаго—и сама
истина, если бы кто и нашелъ ее, принимается
съ большими трудомъ, и то весьма немноги
ми. Это потому именно, что живая истина
состоитъ въ единстве противоположностей.
Ч4мъ одностороннее мнете, шЬмъ доступнее •
оно для большинства, которое любить, чтобъ
хорошее непременно было хорошими, а дур
ное—дурнымъ, и которое слышать не хочетъ,
чтобъ одинъ и тотъ же предмета вмгЬщалъ
въ себе и хорошее, и дурное. Вотъ почему
толпа, узнавъ, что за какими-нибудь вели-
жимъ чедовЬкомъ водились слабое;
и,
свой
ственный малыми людамъ, всегда готова сбро
сить великаго съ его пьедестала и ославить
8jo негодяемъ и безнравственными человгй-
§Ьмъ. Толпа не поншаешь, что все живое
1
фкъ и отличается отъ мертваго, что въ са-
йой сущности своей заключаешь начало про-
тнворёчы. Толпа не понимаетъ, что одинъ
ж тотъ же человЗщь можешь отличаться и ве
ликими добродетелями, и великими порока
ми, что одно хорошее начало въ немъ могло
быть развито, а другое задавлено и заглу
шено въ самомъ зародыш^ своеиъ; что одно
дурное начало въ. немъ могло быть подавле
но еще въ зерне, а другое развито; что при
чины этого должно отыскивать и въ духе вре
мени, когда явился велшйй человеки, и въ
общественности, среди которой возросъ и
воспитался онъ, и что на основаши этихъ
яричинъ иные пороки его можно извинить,
а иные даже и поставить ему въ заслугу
такъ же точно, какъ иныя добродетели его
возвысить, а съ нныхъ сбавить щЬну. Если бъ
въ наше время какой-нибудь воинъ сталъ
метить за падшаго въ честномъ бою друга
или брата своего, зарезывая на его могиле
нл'Ьнныхъ врагс-въ,—это было бы отвратитель-
кымъ, возмущающимъ душу зверствомъ; а въ
Ахилле, умиляющемъ тень Патрокла убШ-
ствомъ обеаоруженныхъ враговъ, это мщеше
—доблесть, ибо оно выходило изъ нравовъ
в релииозныхъ понятой общества его време
ни.
Не понимая этого, толпа признаешь на
укой одну математику, которая действитель
но никогда себе не противоречитъ, а исто-
piro и философш считаетъ вздоромъ, ибо, но
ея мненпо, оне на каждомъ шагу противоре
чишь себе... Между шЬмъ въ глазахъ той же
толпы мертвецъ, лежаний въ гробу, уже не
такъ важенъ, какъ живой человекъ, хотя пер
вый ни въ чемъ не противоречитъ самому
себе, а другой на каждомъ шагу противоре
чить... Такова ужъ, видно, натура толпы!..
У насъ можно смело говорить о всякомъ
писателе, о которомъ мнете еще не успело
установиться въ толпе; но беда говорить о
писателе старинномъ, о которомъ въ любомъ
учебнике можно найти одне и те же напы
щенный фразы и общы места... Въ такомъ
случае безопаснее всего сказать резкую одно
сторонность: если одни осердятся, зато дру-
rie согласятся, и обе стороны по крайней мё-
p i поймутъ, въ чемъ дело. Такъ точно у
насъ ужъ лЬтъ шестьдесятъ повторяются однё
и гЬ же фразы о Державине, что выше его
не было и не будетъ поэта въ подлунномъ
Mipi,
что онъ пёвецъ сивера и потомокъ Ба
грима... Съ этимъ все согласны, темъ более,
что до этого никому нфтъ дела, ибо Держа
вина давно ужъ никто нс читаетъ, и все
знаютъ его только но журнальными фравамъ-
да школьными восноминаншмъ. Но люди такъ.
устроены, что если они привыкли о какомъ-
нибудь предмете думать такъ, то хотя бы она
уже и совсёмъ не заботились о немъ, одна
ко жъ непременно осердятся на васъ, если
вы осмелитесь думать объ этомъ предмете
иначе. Когда въ «Отечественяыхъ Запи-
скахъ» въ первый разъ было сказано, что
Державинъ для нашего времени уже не мо-
жетъ быть теми, чемъ онъ былъ для своего,,
и что хотя онъ былъ одаренъ и великими
поэтическими силами, однако не совдадъ ни
чего .такого, чт5 прошло бы чрезъ века въ
нетленной красошЬ,—тогда на «Отечествен
ный Записки» не шутя разсердились даже
тате люди, которые не прочли въ жизнь
свою ни одного стиха Державинскаго, и.
вследъ за другими съ важностью стали по
вторять: «Еакъ же можно такъ дерзко отзы
ваться о такомъ великомъ поэте?—ведь n i -
вецъ севера, потонокъ Багрима*... И при
чину этого неудовольствш легко понять:
если бъ «Отечественный Записки» совершен
но отняли у Державина всякое достоинство,
поставили бы этого богатыря поэзш: русской
на ряду съ Тредьяковскимъ, тогда имъ мень
ше было бы хлонотъ; потому что если бъ одни
еще сильнее ожесточались противъ нихъ,
зато нашлось бы много другихъ, которые
ухватились бы за ихъ мнеше съ радостью
леяиЕыхъ и немыслящихъ любителей новыхъ
идей. Но въ мненш. «Отечественныхъ Зани-
сокъ» было противореча: у Держанкна не-
отнималось его величш, а о поэзш его говори