39
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЫИНСКАГО.
т
ны, климата и прок. Огромность архитектур
н ы е здатй, колоссальность статуй индк-
скихъ—явное отражеше гигантской природы
страны Гималаевъ, слояовъ и удавовъ. На
гота гречеекихи наваяшй находится въ боль
шей или меньшей связи съ благословенными
климатами Эллады. Гармоническая природа
этой страны, чуждая всякой чудовищной гро
мадности, всякихн чудовищныхъ крайностей,
не могла не иметь влiянiя на чувство со
размерности и соответственности,—словомъ,
гармон1и, которое было какъ бы врожденно
греками. Бедная и величаво-дикая природа
Снаидинавк была для норманови открове-
шемн ихи мрачной релнгш и сурово-велича
вой поэзш. Политическш обстоятельства так
же имеютп влшше на развиНе и характери
искусства: рнмдяне заняли у грекови клас
сическую гармонию и благородную простоту
архитектуры, но прибавили ки ней оти себя
огромность и громадность размерови, каки
бы выразнвшихп колоссальность ихи госу
дарства и ихи политическаго величк.
Нзп этого видно, каки жестоко ошибаются
те умозрительные судьи изящнаго, которые
хотяти видеть ви искусстве совершенно от
дельный мфп, существуюпцй независимо оти
другихп сфери сознанк и оти исторк. Осно
вываясь н ал®шн, что нредмета искусства не
временное и-'относительное, а вечное и без
условное, они думаюти, что Ескусстьо уни-
жаети себя,1 если подчиняется какими бы то
ни было историческими и временивши влш-
нкмп. Но это значити смотреть на «вечное»
и «безусловное», каки на отвлеченный по-
нятк, чуждыя всякаго содержанш, каки на
логическш построенш, лишенный всякой
жизненности: ибо «вечное» выражается во
времени, «безусловное» ограничивается фор
мой проявленш, «безконечное» делается до
ступными созерцанш ви конечноми. Если
эстетика возьмети за основанхе однй идеи и
ихи дшгектичесцое развиие, оставиви ви
стороне в'Ьровалш и нсторго,—то по ней
выйдетп, можети быть, что произведенш гре-
ческаго . искусства прекрасны, а индайскаго
и египетекаго не имеюта ничего общаго си
творчествомп и суть порожденк невежества
и дикости; готическая архитектура—вопло
щенное безвкусш; французская литература
хороша, а немецкая—вздоръ, или наобороти,
смотря но тому, оти какого начала отпра
вится эстетика. Задача истинной эстетики
состоитъ не ви томи, чтоби решить, чемп
должно быть искусство, а ви томи, чт& та
кое искусство. Другими словами: эстетика не
должна разсуждать оби искусстве, каки о
чемъ-то предполагаемомп, каки о какомп-то
идеале, который можети осуществиться толь
ко по ея теорш; нети, она должна разсма-
трнвать искусство, каки нредмета, который
существовали давно прежде нея, и сутцество-
вашю котораго она сама обязана своими су
ществовавший.
Друие знатоки и любители искусства на-
чинаюти си противоположной крайности, ду
мая, что изящное не имеетп никакихи не-
преложныхп законови, и что стоити только
изучить иеторш и нравы какого угодно на
рода, чтоби понять его искусство. Узяавъ
май бшграфш какого-нибудь художника, что
они были неечаетени, они думаюти, что на
шли ключи кп 'тайне его грустиыхп созда
вай. «Видите ли,—говорятн они,—они были
неечаетени ви жизни, и оттого меланхолк
соетавляетн отличительный характери его
произведенк.» Коротко и ясно! Этаки легко
можно обпяснить и мрачный характери не-
эзш Байрона: критика будети и не долга,
и удовлетворительна. Но что Вайрони были
неечаетени ви жизни—это уже старая но
вость: вопроси ви томи, отчего этоти ода
ренный дивными силами духи были обре
ло чени г несчастью? Эмпирически критики и
туги ' не задумаются: раздражительный ха-
Vрактери, иппохондрк, скажутп одни изи
нихи,—и разстройство пищеварешя, приба-
вяти, пожалуй, друпе, добродушно не дога
дываясь ви низменной простоте своихи га-
; стрическихи воззренк, что такк малыя прн-
I чины не могути иметь своими результатомъ
Л такш великш явленш, каки поэзш Байрона.
у
Всякому известно, что иной меланхолики
оти природы бываетн при благопрштныхь
Ц обетоятельствахи счастливи, и что самый ве-
?’ селый человеки делается зппохондрикомъ
оти несчастья, что раздражительность яер-
вови служить не только ки живМшему ощу-
щенш горестей, но и ни живМшему ощу-
с щешю радости. Всякому также известно, чго
великш комики не большей части бываютъ
людьми раздражительными и наклонными ки
иппохондрк, н что весьма редко появляется
' улыбка на|устахн тйхи, которые заставдяютъ
! другихи хохотать до слези... Ни одини по
эта не можети быть велики оти самого себя
и черези самого себя, ни черези свои соб
ственный страданш, ни черези свое соб
ственное блаженство; всяхйй великхй поэта
потому велики, что корни его страданш и
, блаженства глубоко вросли ви почву обше-
, ственяостн и неторк, что они, следовательно,
есть органи и представитель общества, вре
мени, чедовМества. Только малейше поэты
и счастливы, и несчастливы оти себя и че-
резъ себя; но зато только они сами и слу-
пшюти свои птичьи песни, которыхн не хо-
| чети знать ни общество, ни человечество.
Чтоби разгадать загадку мрачной поэзш та-
| кого необнятно-колоссальнаго поэта, какъ
Вайрони, " должно сперва разгадать тайну
эпохи, ими выраженной, а для этого должно