14 / 734
19
СОЧИИЕНШ В. Г. БЫИНиКАГО.
2 0
И лица не изменило
Съ дня, въ который Аполлонъ
Поднялъ вЪчное светило
Въ первый разъ на небосклонъ.
Эти стихи такъ хороши, такъ хороши, что
напоминаютъ собою строфы, переведенный
Жуковскими изъ стихотворешй Шиллера,
посвященныхъ древнему мщу.
Оно шумитъ передъ скалой Левкада.
На ней пЪвецъ, мятежной думы полнъ,
Стоить... въ очахъ блеснула вдругъ отрада:
Сш скала... тЪнь Сафо!., голосъ волнъ...
Гд* погребла любовница Фаона
Отверженной любви несчастный жаръ,
Тамъ погребетъ питомецъ Аполлона
Свои мечты, свой
безполезный
даръ!
Именно—безполезный даръ!.,.
II попрежнему блистаетъ
Хладной роскошно свЪтъ:
Серебрить и позлащаетъ
Свой безжизненный скелетъ;
Но въ смущете приводить
Человека гласъ морской,
И отъ шумныхъ водъ отходить
Онъ съ тоскующей душой.
Опять повторяемъ: каше дивные стихи! Что,
если бы они выражали собой истинное со
держант! О, тогда это стихотвореше каза
лось бы произведешемъ огромнаго таланта!
А теперь, чтобы насладиться этими гармони
ческими, полными души и чувства, стихами,
надо сделать усилш: надо заставить себя
стать на точку зр4шя поэта, согласиться съ
нимъ на минуту, что онъ правъ въ своихъ
воззрйшяхъ на поэзш и науку; а это теперь
решительно невозможно. И оттого впечатли
т е ослабеваете, удивительное стихотвореше
кажется обыкновенными.
Бедный векъ нашъ—сколько на него на-
падокъ, какими чудовищемъ считаютъ его!
И все это за железный дороги, за парохо
ды—эти великш победы его, уже не надъ ма-
тертй только, но надъ пространствомъ и
временемъ! Правда, духи меркантильности
уже черезчуръ овладели имъ; правда, онъ
уже слишкомъ низко поклоняется златому
тельцу; но это отнюдь не значить, чтобъ че
ловечество дряхлело и чтобъ нашъ веки вы
ражали собою начало этого дряхленш: нетъ,
это значить только, что человечество въ XIX
веке вступило въ переходный моментъ сво
его развитш, а всякое переходное время есть
время дряхленш, разложенш и гшенш. И
пусть за этими дряхлешемъ последуете
смерть—что нужды! Человечество совсемъ
не то, чтб человеки: умирая, человекъ уже
не существуете более на земле; но челове
чество, какъ идеальная личность, составляю
щаяся изъ миллюновъ реальныхъ личностей,
которыя если и убываютъ, зато и прибы-
ваютъ,—человечество старыми и дряхлыми
умираете на земле для того, чтобы на земле
же воскреснуть юяымъ и крепкими. Уже не
разъ оно было и младенцемъ, и юношей, му-
жемь и старцемъ, умирало и воскресало, по-
добро фениксу, изъ собственнаго пепла. Разве
последше дни древне-языческаго мща, дни
отъ царсгвованш Августа почти до царство-
ванш Августула, не были днями разложенш,
гшенш и смерти, и разве за ними не после
довало воскресешя и новаго младенчества
человечества? Разве последовавшш потомъ
девять столетай не были эпохой пылкой юно
сти человечества, а съ пятнадцатаго века
не вступило оно въ свой возрасти мужества?
Восемнадцатый веки были векомъ его ста
роста... А сколько было частныхъ смертей,
означившихъ собой эпоху перелома и воз-
рожденш? И разве не были эпохами смерти—
крестовые походы, когда вся Европа въ ужа
се ожидала страшнаго суда, и все народы ея
двинулись въ Азш, чтобы въ своей колыбели
найти и свой гробъ; или тридцаталетняя
война, когда выжженная, обгорелая Герма-
нш походила на разграбленный стань?..
Итаки, думать, что человечество когда-ни
будь умрете, и что нашъ векъ есть его пред
смертный веки,—значите не понимать, что
такое человечество, значите не иметь высо
кой веры въ его высокое значеше... Если
нашъ векъ и индустршленъ по преимуще
ству, это нехорошо для нашего века, а не
для человечества: для человечества же это
очень хорошо, потому что черезъ это буду
щая общественность его упрочиваете свою
победу надъ своими древними врагами—ма-
тершй, пространствомъ и временемъ. При
этомъ не худо не забывать, что нашъ инду-
стртльный векъ гордо называетъ своими
сынами Гёте, Бехтовена, Байрона, Вальтеръ-
Скотта, Купера, Беранже и многихъ другихъ
художниковъ. Неужели же это—все послед
ше поэты?.. Много же ихъ?.. Мы еще номи-
маемъ трусливыя опасенш за будущую участь
человечества техъ недостаточно верующихъ
людей, которые думаютъ предвидеть его по
гибель въ индустр1альности, меркантильности
и поклонеши тельцу златому; но мы никакъ
не понимаемъ отчаянш техъ людей, которые
думаютъ видеть гибель человечества въ на-
укЬ. Ведь человеческое знаше состоите не
изъ одной математики и технолоии, ведь
оно прилагается не къ однемъ железными
дорогами и машинами... Напротивъ, это толь
ко одна сторона знанш, это еще только низшее
знаше,—высшее объемлетъ собой м!ръ нрав
ственный, заключаете въ области своего ве-
дешя все, чемъ высоко и свято бытае чело
веческое, все, что составляете достоинство
и величт имени человеческаго, все те вели
т е вопросы, которые присущны самой натуре
человека, съ которыми онъ родится и кото-