507 / 734
239
СОЧИНЕН 1Я В. Г. БМИНСКАГО.
240
и открыть въ немъ книжную давку. Это
значило бы для него примирить потребно
сти своей наш ры съ внешней действи
тельностью. Но при всемъ своемъ знати
жизни и люде , Кольцовъ жестоко обма
нывался въ сво' й надеждЬ... Но пока надо
было жить, какъ судьба хотела. Сдедуюиця
строки изъ пис] ма его къ одному изъ зна-
комыхъ ему пет ербургскихъ литераторовъ,
писанный еще вь 1836 году, лредставляютъ
яркую картину еж) занятай: «Батинька два
месяца въ МоствЬ, продаетъ быковъ; дома
я одинъ, де.чъ много. Покупаю свиней, ста-
новлю на
1
ип :ый заводь на барду; въ ро
ще рублю др ж ; осенью пахалъ землю; на
скорую руку езжу въ села; дома по дЬламъ
хлопочу съ з ри до полночи.» Но тогда
онъ не жале в елся, а черезъ два года пи
сали въ Москву къ прштелю: «Писать къ
вамъ хочется а ннчего нейдетъ изъ головы.
Плоха что-то моя голова сделалась въ Во
ронеже, одурела вовсе, и самъ не знаю отъ
чего—не то отъ нтихъ д-Ьлъ торговыхъ, не
то отъ перемены жизни. Я, было, такъ при-
выкъ быть у васъ и съ вами, такъ забыл
ся для всего другого; а тутъ вдругъ все
надобно позабыть, делать другое, думать о
другомъ—-ведь и дела торговый тоже сами
не делаются, гоже кой о-чемъ надобно по
думать. Такъ одряхлели, такъ отяжелели:
право, боюсь, чтобъ мне не сделаться вовсе
человеко., ъ латертльчымъ. Боже избави!
ужъ это будешь весьма рано; не хотелось
бы это слышать отъ самого себя. Что-то
скажетъ осень. Кажется, у ней будетъ для
меня больше свободнаго времени —■посмо-
тримъ. Стройка дома безъ меня и дела тор
говый у отца шли дурно. Теперь, слава
Богу, плыветь ровнее. Съ огцомъ живемъ
хорошо, ладно—и лучше. Онъ ко мне боль
ше имеетъ уважешя теперь, нежели прежде,
а все виною хоршшй конецъ дела. Онъ эти
вещи очень любить, и хорошо дедаетъ: ему
старику это идешь.»— Месяца черезъ два
онъ писали къ тому же лицу: «Хотелось
бы писать къ вамъ совсемъ не такъ, какъ
пишу теперь; но что жъ прикажете делать,
когда дела дьявольски работаютъ со мной.
Бойка скота, стройка дома, туда, сюда -
ажъ на душе тошнить, такъ хорошо мне
жить! —Серебрянсшй умеръ. Да, лишился я
человека, котораго любили столько лети
душой и котораго потерю горько оплаки
ваю. Много желаю! не сбылося, много на-
деждъ не исполнилось — проклятая болезнь!
Прекрасный м:фъ прекрасной души, не вы
сказавшись, сокрылся навсегда. Да, внеш
н я обстоятельства могутъ подавить и ве
ликую душу человека, если они безпрерыв-
но тяготятъ ее, и когда противу нихъ за
щиты нетъ. На плодотворной почве земли
хорошо удобрить человекъ свою ниву, по
сеешь хлебъ; но не сберетъ плода, если
лето выжжетъ корень, роса зари ему не
помочь — ей нуженъ въ пору дождь. А
этой-то земной благодати и капли не сошло
на его жизнь; нужда и горе сокрушили те
ло страдальца. Грустно думать, были не
когда, недавно даже, милый человекъ—и
нетъ его, и не увидишь никогда, и ьез
кругомъ тебя молчитъ, и самый зовъ сви-
дашя мрешь безответно въ безчувственной
дали.» Интересны и сдедуюиця строки изъ
одного письма Кольцова, какъ живое сви
детельство того, что значили для этой
симпатической натуры дружесшя связи и
отношены: «Не было еще мучительнее въ
жизни моей состояшя, какъ въ прошломъ
год!. Плохое, мучительное дело: больной
Серебрянсшй — смерть его все довершила,
скажите, въ одну минуту разломить, чтб
крепло несколько лбтъ—моя любовь къ не
му, прекрасная душа его, желанш, мечты,
стремлении ожидатя, надежды на будущее
—и все вдругъ! Вместе мы съ нимъ ро
сли, вместе читали Шекспира, думали,
спорили. И я такъ много былъ ему обязанъ.
онъ черезчуръ меня баловалъ. Вотъ почему
я онемелъ, было, совсемъ, и всему хотелъ
сказать: п р ощ а й ! и если бы не вы, я все
бы потерялъ навсегда. Ведь меня не очень
увлекала и увлекаетъ блестящая толпа; сходка,
общество людей—конечно, хорошо, но если
есть ч е л о в е к ъ , то такъ; а безъ него толпа
немного даетъ. Опять я такой человекъ, кото
рому надобны сильныя потрясены; иначе я—
ноль. Никто меня не уничтожитъ съ другой
душой, а собственно мою уничтожитъ веяшй.»
Такимъ образомъ прошелъ для Кольцо
ва и еще годъ, и горизонтъ его жизни все
гуще заволакивался тучами. Светлыя ми
нуты навещали его все реже и реже.
«Пророчески угадали вы мое положены
(писалъ онъ въ 1840 году въ Петербургъ,
къ прштелю); у меня у самого давно уже
лежитъ на душе грустное это сознаны,
что въ Воронеже долго мне не сдобровать.
Давно живу я въ немъ и гляжу вонъ, какъ
зверь. Тесенъ мой кругъ, грязенъ мой м1ръ,
горько жить мне въ немъ, и я не знаю какъ
я еще не потерялся въ немъ давно. Какая-
нибудь добрая сила невидимо поддерживаетъ
меня отъ паденья. И если я не переменю
себя, то скоро упаду; это неминуемо, какъ
дважды-два четыре. Хоть я и отказалъ себе
во многомъ и частью, живя въ этой грязи,
отрешилъ себя отъ ней, но все-таки не со
всемъ, но все-таки я не вышелъ изъ нея.»
Въ это время Кольцову было сделано изъ
Петербурга предложены принять управлены
книжной лавкой, основанной на акщяхъ.
Другое предложены было сделано ему А. А.