Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  226-227 / 338 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 226-227 / 338 Next Page
Page Background

215

Александра Лаухина-Холтобина

- Мало. На свадьбах и то редко. Все заглохло, не бережными

мы оказались, - подытоживает мама, а потом грустнеет.

- Век бы о войне не вспоминать. Хлебнули лиха, что и гово-

рить. А последний голод помнишь?

Помню, как выбирались мы из того голодного сорок шестого.

Оставив школу, я пошла работать, один из братишек нанялся в

подпаски, всей семьей стали сторожить пекарню, размещавшую-

ся недалеко от нас. Было такое: в доме ни крошки съестного, а из

пекарни по всей улице несется хлебный дух. Знать, вынимают

выпечку из 18 трех - четырехкилограммовых буханок. Несколько

таких выпечек еле хватало для столовой, больницы и детских яс-

лей. А хлеба хотели все. Кое-что властями, конечно, предприни-

малось, медики передавали в райторг списки дистрофиков, кото-

рым выдавали спецпайки, очень тяжелых клали в больницы, не-

колхозникам давали хлебные карточки. Наша семья была из кол-

хозных, но вовсе не желающих умирать от голода.

- Ну, кто пойдет за хлебом? - почти стонет мама, когда нет

больше мочи глядеть на свою голодную шестерку. То есть, надо

идти в пекарню, просить, умолять, клянчить до тех пор, пока не

продадут хотя бы полбуханки.

- Так вот и выжили, благодаря добрым людям, - любит гово-

рить мама по этому поводу.

Заведующего пекарней Щеголева считает нашим спасителем

и чуть ли не святым человеком. Надо полагать, что не одним нам

посчастливилось быть у него на "нелегальном" довольствии.

В связи с этим вспомнился еще случай, позволяющий маме

думать о людях с глубокой благодарностью. Рассказывает она о

нем, ничего не скрывая, как на исповеди:

- После засухи не скоро оправились. Особенно тяжело прихо-

дилось весной, когда кончаются и без того скудные запасы. Вся

надежда на молоко, а где взять корм корове? Соседи соломенные

крыши скотине травили , а наш дом был железом покрыт. Рабо-

тала я тогда на ферме. Раздашь, бывало, корм телушкам, а обо-

рушки от них своей принесешь. Укоряло за такое начальство, а

что делать? Где выход? Ведь помощи никакой ни откуда, хоть ло-

жись да умирай вместе с детьми.

Однажды чуть свет пришла на ферму. Управилась с коровка-

214

Александра Лаухина-Холтобина

входил и твой отец, - продолжает мама. - Все его называли про-

сто - крестком. Позднее в этом доме с прилегающим к нему са-

дом, где он располагался, находилась большая колхозная пасека,

где муж работал пчеловодом.

...Я помню этот давно не существующий уже кирпичный дом

на середине улицы 1 Мая, помню отца в пчеловодной сетке с ды-

марем в руках, и старушке это приятно. Но мне хочется заглянуть

поглубже, в ее детство и юность.

- Мой папаша Игнат Матвеевич Рыков был из бедных кресть-

ян, - вспоминает мама. Ни земли тебе, ни лошадки. Приходилось

искать заработки на стороне. А одно время работал папаша у

елецкого богача хлебопеком. Зарабатывал мало, но каждую суб-

боту приезжал домой на хозяйской подводе и привозил огром-

ный, полупудовый калач. Хозяин разрешал. Этого гостинца хва-

тало на целую неделю. А потом папа заболел и больше не встал.

Я печалюсь вместе с мамой и прошу рассказывать дальше.

- Мы к тому времени стали уже взрослыми. Похоронили па-

пашу и собрались на Донбасс. Трое братьев сразу уехали в Ал-

чевск, а мать с сестрой забрали после. Если б не замужество, я б

тоже, наверно, уехала. Тогда все село двинулось в города. Уезжа-

ли на Украину, в Ефремов, ПавловскийПосад, даже вМоскву. На

глазах пустели подворья соседей. Не осталось потомков в Плос-

ком от исконных Килишиных, Старотоновых, Куронавых, Ма-

ланьиных и многих других. А мне всегда казалось, что лучше

Плоского места нигде не найти.

...Ее большой любовью, несмотря на житейские трудности,

был и остается тот краешек бывшего Плоского, где живет она и

по сей день от самого рождения. Благо мужем оказался сосед че-

рез три двора.

- Село наше было веселое, - светлеет лицом моя собеседница.

- Бывало, управишься по дому, выйдешь за порог, а все Плоское

звенит от балалаек да гармошек. Радость у тебя или горе, а сто-

ишь и слушаешь, хочешь - смейся, хочешь - плачь. Ох, и любила

я длинные страдания! Их больше нигде не поют. Митрий мой то-

же на ливенке играл. Конечно, не так, как Михаил Осевчев, но

умел.

- Сейчас кто-нибудь играет? - любопытствую я.