717 / 734
659
П Е С
Ь
М
А.
660
никто васъ и не обвинялъ. Вотъ что вы губи
те насъ, помогая... Краевскому, это намъ боль
но, но объ этомъ поел*. Отзывъ вашъ о моей
стать* тронулъ меня глубоко, хотя въ то же
время, и посм'Ьшилъ своею преувеличенностью.
Статья моя действительно не дурна, особенно
въ томъ вид*, какъ написана (а не какъ на
печатана), но далеко не такъ хороша, какъ вы
ее находите. Не называю васъ за это мальчиш
кою (изо вс*хъ моихъ друзей и прштелей, этимъ
именемъ я называю только Тургенева), ни ры-
царемъ. Д*ло просто: вы меня любите, а между
т*мъ, сочли за человека который заживо умеръ
и отъ котораго больше нечего было ожидать. И
такое мн*те съ вашей стороны не было ни спра
ведливо, ни опрометчиво: оно основывалось на
фактахъ моей прошлогодней деятельности для
„Современника“. Д*ло прошлое: а я и самъ
Ъхалъ за границу съ тяжелымъ и грустнымъ
убЪждентмъ, что поприще мое кончилось, что
я сд*лалъ все, что дано было мн* сделать,
что я измочалился, выписался, выболтался и
сталъ похожъ на выжатый и вымоченный въ
чаю лимонъ. Каково мн* было такъ думать,
можете посудить сами; тутъ д*ло шло не объ
одномъ самолюбш, но и о голодной смерти съ
семействомъ. И надежда возвратилась мн* съ
этой статьей. Не удивительно, что она вс*мъ
вамъ показалась лучше, ч*мъ есть, особенно
вамъ, по молодости и темпераменту бол*е дру-
гихъ наклонному къ увлеченно. Спасибо вамъ.
Ваше сравнеше моей статьи съ Пушкина и
Лермонтова последними сочинешями и еще съ
последними распоряжетями кого-то, чье имя
я не разобралъ въ вашихъ шероглифахъ,—это
сравнеше дышитъ увлечешемъ и вызываетъ
улыбку на уста. Такъ! Но есть преувеличенш,
лжи и ошибки, которыя иногда дороже намъ
в*рныхъ и строгихъ опредЪлетй разума; это
т*, которыя исходятъ изъ любви: видишь ихъ
несостоятельность, а чувствуешь себя челове
чески тепло и хорошо. Еще разъ спасибо вамъ,
милый мой Кавелинъ. Кстати о стать*. Я уже
писалъ къ Боткину, что она искажена цензу
рою варварски и—что всего обиднее—совер
шенно произвольно. Вотъ. вамъ два примера.
Я говорю о себе, что, опираясь на инстинктъ
истины, им*лъ на общественное мн*ше больше
влшнш, ч*мъ мнопе изъ моихъ
действитель
но ученыхъ
противниковъ: подчеркнутый слова
не пропущены, а для нихъ-то и вся фраза со
ставлена. Я м*тилъ на ученыхъ ословъ—На
деждина и Шевырева. Самаринъ говорить, что
соглаые князя съ в*чемъ было идеаломъ но-
вогородскаго правленш. Я возразилъ ему на
это, что и теперь, въ конституцюнныхъ госу-
дарствахъ, согласт короля съ палатою есть
осуществлена идеала ихъ государственнаго
устройства: гд* же особенность новогородскаго
правленш? Это вычеркнуто. Целое место. о
Мицкевич* и о томъ, что Европа и не думаетъ
о славянофилахъ, тоже вычеркнуто. Отъ этихъ
помарокъ статья лишилась своей ровноты и
внутренней дшлектической полноты. Ну, да
чортъ съ ней! Мн* объ этомъ и вспоминать—
ножъ вострый! Скажу кстати, что и вамъ угро
жаете такая же участь. Въ засЪданш геогра-
фическаго общества Панаевъ столкнулся съ
маленькимъ, черненькимъ.... Ноповымъ: „Я
читалъ ответе Самарину“. „Что жъ мудренаго,
когда онъ напечатанъ“.—„Н*тъ, вторую статью
Кавелина“.—„Какъ же это“—„Мн* показы-
валъ Срезневсшй (цензоръ), и я уговорилъ
его кое-что смягчить."—„Видите ли, сколько у
насъ цензоровъ и кате... славянофилы“.
Насчетъ вашего несогласия со мною каса
тельно Гоголя и натуральной школы я вполне
съ вами согласенъ, да и прежде думалъ та-
кимъ же образомъ. Вы, юный другъ мой, не
поняли моей статьи, потому что не сообразили,
для
кого
и
для чего
она писана. Д*ло въ томъ,
что писана она не для васъ, а для враговъ
Гоголя и натуральной школы, въ защиту отъ
фискальскихъ обвинешй. Поэтому, я счелъ за
нужное сделать уступки, на которыя внутренно
и не думалъ соглашаться, и кое-что изложилъ
въ такомъ вид*, какой мало имеете общаго
съ моими убеждениями касательно этого пред
мета. НапримЪръ, все, что вы говорите о раз-
личш натуральной школы отъ Гоголя, по-моему
совершенно справедливо; но сказать это лечат-
но я не решусь: это значило бы наводить вол-
ковъ на овчарню, вместо того чтобы отводить
ихъ отъ нея А они и такъ напали на сл*дъ,
и только ждутъ, чтобы мы проговорилися. Вы,
юный другъ мой, хороппй ученый, но плохой
политикъ, какъ следуете быть истому москви
чу. Поверьте, что, въ моихъ глазахъ, г. Сама
ринъ не лучше г. Булгарина, по его отноше
ние къ натуральной школе, а съ этими госпо
дами надобно быть осторожному.
Вы обвиняете меня въ славянофильстве.
Это не совс*мъ неосновательно: но только и въ
этомъ отношенш я съ вами едва ли расхожусь.
Какъ и вы, я люблю русскаго человека и в*рн>
великой будущности Россш; но, какъ и вы, я
ничего не строю на основаши этой любви и
этой в*ры, не употребляю ихъ какъ неопровер
жимый доказательства. Вы же пустили въ ходъ
идею развитая личнаго начала, какъ содержа
н т исторш русскаго народа. Намъ съ вами
жить не долго, а Россш—в*ка, можетъ быть,
тысячелетии Намъ хочется поскорее, а ей то
ропиться нечего. Личность у насъ еще только
наклевывается, и оттого гоголевсте типы—по
ка самые верные руссте типы. Это понятно и
просто, какъ 2X2=4. Но какъ бы мы ни были не
терпеливы и какъ бы ни казалось намъ все
медленно идущимъ, а, в*дь, оно идете страш
но быстро. Екатерининская эпоха представля
ется намъ уже въ миеической перспектив*, не
стариною, а почти древностью. Помните ли вы
то время, когда я, не зная исторш, посвящалъ
васъ въ тайны этой науки? Сравните-ка то, о
чемъ мы тогда съ вами толковали, съ т*мъ, о
чемъ мы теперь толкуемъ, и придется восклик
нуть: „св*жо предаше, а верится съ трудомъ!“
Терпеть не могу я восторженныхъ патрютовъ,
выЪзжающихъ в*чно на междометшхъ или .на
квасу да на каш*; ожесточенные скептики для
меня въ 1,000 разъ лучше, ибо ненависть ино
гда бываете только особенною формой любви;
но, признаюсь, жалки и непрытны мн* спокой
ные скептики, абстрактные человеки, безпач-
портные бродяги въ человечестве. Какъ бы ни
уверяли они себя, что живутъ интересами той
или другой, по ихъ мн*тю, представляющей
человечество, страны,—не в*рю я ихъ интере-
самъ. Любовь часто ошибается, видя въ люби-
момъ предмет* то, чего въ немъ н*тъ,—правда;
но иногда только любовь же и открываете то
прекрасное или великое, которое недоступно
наблюдение и уму. Петръ Велиюй им*лъ бы
больше, ч*мъ кто-нибудь, правъ презирать Рос
сш, но онъ—
Не презиралъ страны родной:
Онъ знадъ ея предназначенье.
На этомъ и основывалась возможность ус
пеха его реформы. Для меня Петръ—моя фило-