719 / 734
663
п и с
Ь М А.
664
Тютчевъ вамъ кланяется, а я крепко
жму руку и остаюсь вашимъ
В. Белинскимъ.
1847
.
Къ И. С. Тургеневу.
Соб., 19 февраля (3 марта) 1847 г.
...Когда вы собирались въ путь, я зналъ
напередъ, чего лишаюсь въ васъ—но когда
вы уехали, я увид'Ьлъ, что потерялъ въ васъ
больше, нежели думалъ... После васъ я отдал
ся скуке съ какимъ-то апатическимъ самоотвер-
женымъ и скучалъ, какъ никогда въ жизни не
скучалъ. Ложусь въ 11, иногда даже въ 10 ча-
совъ, засыпаю до 12, встаю въ 7, 8 или около
9—и целый день—особенно целый вечеръ—(съ
после обеда)—дремлю—вотъ жизнь моя!
...**получилъ отъК—ра ругательное письмо,
но не показалъ ***. Последтй ничего не знаетъ,
но догадывается, а делаетъ все-таки свое. При
объяснены со мною, онъ былъ нехорошъ; каш-
лялъ, заикался, говорилъ, что на то, чтб я же
лаю, онъ, кажется, для моей же пользы, согла
ситься никакъ не можетъ, по причинамъ, кото
рый сейчасъ же объяснить, и по причинамъ,
которыхъ не можетъ мне сказать. Я отвечалъ,
что не хочу знать никакихъ причинъ — и ска-
залъ мои условш. Онъ повеселелъ, и теперь
при свидаши протягиваетъ мне обе руки—
видно, что доволенъ мною вполне! По тону мо
его письма вы можете ясно видеть, что я не
въ бешенстве и не въ
преувеличены.
Я лю-
билъ его, такъ любилъ, что мне и теперь иногда
то жалко его, то досадно на него — за него, а
не за себя. Мне трудно
переболгъть
внутрен-
нимъ разрывомъ съ человЪкомъ—а потомъ ни
чего. Природа мало дала мне способности не
навидеть за лично нанесенныя мне несправед
ливости; я скорее способенъ возненавидеть че
ловека за разность убеждетй или за недо
статки и пороки, вовсе для меня лично безвред
ные. Я и теперь высоко ценю***; и темъ не
менее онъ въ моихъ глазахъ—человекъ, у ко-
тораго будетъ капиталъ, который будетъ бо-
гатъ—а я знаю, какъ это делается. Вотъ ужъ
началъ съ меня. Но довольно объ этомъ.
...Скажу какъ новость: я, можетъ быть, буду
въ Силезш. В. достаетъ мне 2500 руб. асе. Я—
было начисто отказался—ибо съ чемъ же я бы
оставилъ семейство —а просить, чтобъ мне вы
давали жалованье за время отсутствы—мне не
хотелось. Но после объяснешй съ *** я поду-
малъ, что церемониться глупо... Онъ былъ очень
радъ, онъ готовь былъ сделать все, только бы
я... Я написалъ къ Б., и теперь ответь его р е
шить дело.
Вашъ „Каратаевъ“ хорошъ, хотя и далеко
ниже „Хоря и Калиныча“...
...Мне кажется, у васъ чисто-творческаго
таланта или нетъ, или очень мало—и вашъ та-
лантъ однороденъ съ Далемъ. Это вашъ настоя
ний родъ. Вотъ хоть бы „Ермолай и Мельни
чиха“—не Вогъ знаетъ что, безделка, а хоро
шо, потому что умно и дельно, съ мыелпо. А
въ „Вреттере“—я уверенъ, вы творили. Найти
свою дорогу, узнать свое место—въ этомъ все
для человека, это для него значить сделаться
самимъ собою. Если не ошибаюсь, ваше при
званы — наблюдать действительный явлены и
передавать ихъ, пропуская черезъ фантазш, но
не опираться только на фантазш... Только ради
Аллаха, не печатайте ничего такого, что ни то
ни се; не то чтобъ не хорошо, да и не то, чтобъ
очень хорошо. Это страшно вредить тоталитету
известности (извините за кудрявое выражены —
лучшаго не придумалось). А „Хорь“ обещаетъ
въ васъ замечательнаго писателя — въ буду
щему
...Гоголь сильно покаранъ общественнымъ
мненымъ и разруганъ во всехъ журналахъ;
даже друзья его, московскы славянофилы — и
те отступились, если не отъ него, то отъ гнус
ной его книги“...
Жена моя и все мои домашны, не исклю
чая вашего крестника—кланяются вамъ...
Къ В. П. Анненкову.
С. Петербургъ. 15— 27-го февраля 1848 г
Дражайний Павелъ Васильевичъ! Слу
чайно узналъ я, что вашъ отъездъ изъ Парижа
въ феврале отложился еще на два месяца, но
это еще не заставило бы меня приняться за
перо чужою рукою, если бъ не представился слу
чай пустить это письмо помимо русской почты.
Я, батюшка, боленъ, боленъ уже шестую неделю;
привязался ко мне проклятый гриппъ, мучитъ су
хой и нервичесшй кашель, по поверхности те
ла пробегаетъ ознобъ, а голова и лицо въ огне;
истощены силъ страшное; еле двигаюсь по ком
нате; 2-й нумеръ „Современника“ вышелъ безъ
моей статьи, теперь диктую ее черезъ силу для
3-го; вытерпелъ две мушки, а сколько переелъ
разныхъ аптечныхъ гадостей -страшно сказать,
а все толку нетъ до сихъ поръ; вотъ уже не
дели две, какъ не емъ ничего мясного, а ко
всему другому потерялъ всяшй аппетитъ. Къ
довершенш всего, выезжаю пользоваться воз-
духомъ въ наморднике, который выдумалъ на
мое горе какой-то чортъ англичанинъ, - - чтобъ
ему подавиться кускомъ ростбифу! Это для то
го, чтобъ на холоде дышать теплымъ возду-
хомъ черезъ машинку, сделанную изъ золотой
проволоки, а стоить эта вещь 25 серебромъ.
Человекъ богатый я—изволите видеть—и ды
шу черезъ золото, и только попрежнему въ
карманахъ не нахожу его. Легкш же мои, по
уверенно доктора, да и по собственному моему
чувству, въ лучшемъ состоянш, нежели какъ
были назадъ тому три года. Насчетъ гриппа
Тильманнъ утешаетъ меня темъ, что теперь
въ Петербурге тяжелое время для всехъ сла-
богрудыхъ, и что я еще не изъ самыхъ страж-
дущихъ; но это меня мало утешаетъ.
Поговоривши съ вами о моей драгоценной
особе, но не иначе какъ съ темъ, чтобъ опять
возвратиться къ моей драгоценной особе. Чи-
талъ я вашу повесть и скажу вамъ о ней мое
мнены съ подобающею въ такомъ важномъ
случае откровенностью. Вы сами верно оцени
ли себя, сказавши, что вы—не поэтъ, а обык
новенный разсказчикъ; я прибавлю къ этому
отъ себя, что между обыкновенными разсказчи-
ками вы необыкновенный разсказчикъ. Не то,
чтобъ у васъ было мало таланта, чтобъ быть
поэтомъ, а родъ вашего таланта не такой, ка
кой нуженъ поэту; для разсказчика же у васъ
гораздо больше таланта, чемъ сколько нужно;
но я отдамъ вамъ отчетъ въ порядке въ моихъ
впечатленыхъ въ продолжены чтенш вашей по
вести. Вступлены мне не понравилось. Толкуете
вы на двухъ или более страницахъ, что оба