206 / 734
403
СОЧИНЕН1Я
В. Г.
ВЪЛИНСКАГО.
404
-
сторонняго. Какъ бы то ни было, но здра
вый эстетичесюй вкусъ всегда поставить въ
большое достоинство поэзш Батюшкова ея
определенность. Вамъ можетъ не понравить
ся ея содержаше, такъ же, какъ другого
можетъ оно восхищать: но оба вы по край
ней мере будете знать— одинъ, что онъ не
любить, другой— что онъ любить. И ужъ, ко
нечно, такой поэтъ, какъ Батютпковъ,— боль
ше поэтъ, чЪмъ, напримЪръ, Ламартинъ съ
е г о м е д и т а д Д я м п и г а р м о н я м и ,
сотканными изъ вздоховъ, оховъ, облаковъ,
тумановъ, паровъ, тЪней и призраковъ...
Чувство, одушевляющее Батюшкова, всегда
органически жизненно, и потому оно не
распространяется въ словахъ, не кружится
на одной ногЪ вокругъ самого себя, но дви
жется, растетъ само пзъ себя, подобно ра-
cтeнiIO, которое, нроглянувъ изъ земли ете-
белькомъ, является пышными цветкомъ,
дающими плоди. Можетъ быть, немного най
дется у Батюшкова стихотворешй, которыя
могли бы подтвердить нашу мысль; но мы
не достигли бы до нашей ц£ли— познако
мить читателей съ Батюшковыми, если бъ не
указали на это прелестное его стихотворе-
ше— «Источники»:
Буря умолкла, и въ ясной лазури
Солнце явилось на занадЪ намъ:
Мутный источники, слЪдъ яростной бури,
Съ ревомъ и съ шумомъ бВжитъ по полямъ!
Зафна! приблизься: для дИвы невинной
Пальмы подъ гЬнью здВсь роза цвБтетъ;
Падая съ камня, источникъ пустынный
Съ ревомъ и
п
Ъ
еой
скеозь
дебри течетъ!
Дебри ты, Зафна, собой озарила!
Сладко съ тобою въ пустынныхъ краяхъ,
ПЪсни любови ты мнЪ повторила—
ВЪтеръ унесъ нхъ на тихихъ крылахъ!
Голосъ твой, Зафна, какъ утра дыхапье,
Сладостно шепчетъ, несясь по цвЪтамъ:
Тише, источникъ, прерви волнованье,
Съ ревомъ и съ пЪной стремясь по полямъ!
Голосъ твой, Зафна, въ душЪ отозвался:
Вижу улыбку и радость въ очахъ!
Д'Ьва любви! я къ теб^ прикасался,
Съ медомъ пилъ розы на влажныхъ устахъ!
Зафна красн’Ьетъ?.. О другъ мой невинный,
Тихо прижмися устами къ устамъ!
Будь же ты скроменъ, источникъ пустынный,
Съ ревомъ и съ шумомъ стремясь по полямъ!
Чувствую персей твоихъ волнованье,
Сердца бденье и слезы въ очахъ,
Сладостно дЪвы стыдливой роптанье!
Зафна! о Зафна, смотри, тамъ въ водахъ
Быстро несется цв^токь розмаринный;
Воды умчались,—цветочка ужъ нЪтъ!
Время быстрее, чгЬмъ токъ сей пустынный,
Съ ревомъ, который сквозь дебри течетъ.
Время погубить и прелесть, и младость!..
Ты улыбнулась, о Д’Ьва любви!
Чувствуешь въ сердцВ томленье и сладость,
Сильны восторги и пламень въ крови!.
Зафпа, о Зафна!—тамъ голубь невинный
Съ страстной подругой завидуютъ намъ...
Вздохи любви—источникъ пустынный
Съ ревомъ и шумомъ умчитъ по полямъ!
Нужно ли объяснять, что лежащее въ осно
ва этого стихотворенш чувство, въ началй
тихое и какъ бы случайное, въ каждой но
вой строф'Ь все идешь crescendo, разрешаясь
гармоническимъ аккордомъ вздоховъ любви,
унесенныхъ пустыннымъ источникомъ... Н
сколько жизни, сколько грацш въ этомъ
чувств^!..
Но не однЬ радости любви и наслажде-
híh
страсти умйлъ воспевать Батюшковы
какъ поэтъ новаго времени, онъ не могъ въ
свою очередь не заплатить дани романтизму.
И какъ хорогаъ романтизмъ Батюшкова: въ
немъ столько определенности и ясности!
Элеп'я его— это ясный вечеръ, а не темная
ночь,— вечеръ, въ прозрачяыхъ сумеркахъ
котораго
b c í
предметы только принимаютъ
на себя какой-то грустный оттйнокъ, а не
теряютъ своей формы и не превращаются
въ призраки... Сколько души и сердца в ъ
стихотворенш «Последняя Весна», и каше
стихи!
Въ поляхъ блистаетъ май веселый!
Ручей свободно зажурчалъ
И яргай голосъ филомелы
Угрюмый боръ очаровнлъ:
Все новой жизни пьетъ дыханье!
ПЪвецъ любви, лишь ты унылъ!
Ты смерти вЪрной предв’Ьщанье
Въ печальномъ сердцЪ заключилъ;
Ты бродишь слабыми стопами
Въ нослЪдшй разъ среди полей,
Прощаясь съ ними и съ лЪсами
Пустынной родины твоей.
„Простите, рощи и долины,
„Родныя рБки и поля!
„Весна пришла, и часъ кончины
„Неотразимой вижу я.
„Такъ Эпидавра прорицанье
„ВЪщало мнЪ: въ послВлтий разъ
„Услышишь горлицъ воркованье
„И гальцшны тихий гласъ;
„Зазелеп'Ьютъ гибки лозы,
„Поля оденутся въ цвЪты,
„Тамъ первыя увидишь розы .
„И съ ними вдругъ увянешь ты.
„Ужъ близокъ часъ... цветочки милы,
„Къ чему такъ рано увядать?
„Закройте памятникъ унылый,
„ГдЪ прахъ мой будетъ истлевать;
„Закройте путь къ нему собою
„Отъ взоровъ дружбы навсегда.
„Но если Делм съ тоскою
„Къ нему приблизится: тогда
„Исполните благоухапьемъ
„Вокругъ пустынный небосклонъ
„И томнымъ листьевъ трепетаньемъ
„Мой сладко очаруйте сонъ!“
Въ поляхъ цвЪты не увядали,
И гальщоны въ тихШ часъ
Стенанья рощи повторяли,
А бЪдпый юноша... погасъ!
И дружба слезъ не уронила
На прахъ любимца своего;
И Делш не посетила
Пустынный памятникъ его:
Лишь пастырь въ тиххй часл> денницы,.
Какъ въ поле стадо выгонялъ,
Унылой пЪсныо возмущалъ
Молчанье мертвое гробницы.