205 / 734
401
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
402
ними въ. дух'Ь древней поэзш и превосход
ными переводами, мы скажемъ объ этомъ
ниже.
Страстная, артистическая натура Батюш
кова стремилась родственно не къ одной
ЗлладЬ: ей, какъ южному растение, еще
привольнее было подъ благодатнымъ небомъ
роскошной Авзонш. Отечество Петрарки и
Тасса было отечествомъ музы русскаго понта.
Петрарка, Аршстъ и Тассо, особливо послйд-
шй, были любимМшими поэтами Батюшко
ва. Смерти Тассо посвятилъ онъ прекрас
ную элегш, которую можно принять за апо
феозу жизни и смерти иЬвца «1ерусалина>;
стихотвореше «Къ Тассу»—родъ послаюя,
довольно большого, хотя и довольно слабаго,
■также свидйтельствуетъ о любви и благого-
в4нш нашего поэта въ п4виу Годфреда;
сверхъ того Батюшковъ перевелъ, впро-
чемъ, довольно неудачно, небольшой отры-
викъ изъ «Освобожденнаго 1ерусалима». Изъ
Петрарки онъ перевелъ только одно стихо-
твореие—«На смерть Лауры», да написалъ
шодражеше его IX канцонЬ — «Ве’Зеръ».
Всймъ тремъ поэтамъ Италш онъ посвятилъ
по одной прозаической статье, где излилъ
-свой восторги къ нимъ, какъ критякъ. Осо
бенно замечательно, что онъ какъ будто гор
дится, словно заслугой, открьтемъ, которое
удалось ему сделать при многократномъ чте-
:ши Тассо: онъ нашелъ мяогш места и
це
лые стихи Петрарки въ «Освобожденномъ
Иерусалиме», что, по его мнению, доказы
ваешь любовь и уваж! т е Тассо къ Пе
трарке. И при всемъ томъ Батюшковъ такъ
же слишкомъ мало оправдалъ на деле свою
любовь къ итальянской поэзш, какъ и къ
древней. Почему это—увидимъ ниже.
Страстность составляетъ душу поэзш Ба
тюшкова, а страстное упоеше любви ея
паоосъ. Онъ и нереводилъ Парни, и подра
жали ему; но въ томъ и другомъ случай
-оставался самими собой. Следующее подра-
ваше Парни-- «Ложный Стыди»—даетъ пол
ное н верное понятт о
иаеосе
его поэзш:
Помнишь ли, мой другъ безцЪнный,
Какъ съ Амурами, тишкомъ,
Мракомъ ночи окруженный,
Я къ теб* прокрался въ домъ?
Помнишь ли, о другъ мой нужный!
Какъ дрожащая рука
Отъ поб-Ьды неизбежной
Защищалась,—но слегка?
Слышенъ шумъ—ты испугалась;
СвЪтъ блеснулъ и въ мигъ погасъ;
Ты къ груди моей прижалась,
Чуть дыша... блаженный часъ!
Ты пугалась; я смЪялся.
„Намъ ли ведать, Хлоя, страхъ?
„Гименей ва все ручался,
„И Амуры на чаоахъ.
„Все въ безмолвш глубокомъ,
„Все почило сладкимъ сномъ!
„Дремлетъ Аргусъ томнымъ окомъ
„Подъ морфеевымъ крыломъР
Рано утреннш розы
Запылали въ небесахъ...
Но любви безцЪнны слезы,
Но улыбка на устахъ;
Томно персей волнованье
Подъ прозрачиымъ полотпомъ,
Молча новое свиданье
ОбЪщали вечеркомъ.
Вели бъ Зевсова десница
Мн* вручила ночь и допь:
Поздно бъ юная денница
Прогоняла черву тЪнь!
Поздно бъ солнце выходило
На восточное крыльцо;
Чуть блеснуло бъ, и сокрыло
За л*съ рдяное лицо;
Долго бъ тЬни пролежали
Влажной ночи на поляхъ;
Долго бъ смертные вкушали
Сладостраспе въ мечтахъ.
Дружб* дамъ я часъ единый,
Вакху часъ и сну другой:
Остальною жъ половиной
ПодЪлюсь, мой другъ, съ тобой!
Въ прелестномъ посланш къ Ж*** и В***
«Мои Пенаты» съ токой же яркостью вы
сказывается преобладающая страсть поэзш
Батюшкова. Окончательные стихи этой пре
лестной пьесы представляютъ изящный эпи-
курезмъ Батюшкова во всей его поэтиче
ской обаятельности:
Пока бЪжитъ за нами
Богъ времени с*дой
II губить лугъ съ цветами
Безжалостной косой,
Мой другъ, скорей за счастьемъ
Въ путь жизни полетимъ,
Упьемся сладострастьемъ
И смерть опередимъ;
Сорвемъ цвЬты украдкой
Подъ лезвшмъ косы,
И л*пью жизни краткой
Продлимъ, продли.Чъ часы!
Когда же Парки тощи
Нить жизни допрядутъ,
И насъ въ обитель нощи
Ко прадЪдамъ снесутъ—
Товарищи любезны!
Не оътуйте о насъ!
Къ чему рыданья слезны,
Наемныхъ ликовъ гласъ?
Къ чему сш куренья,
И колокола вой,
И томны псалмоп-Ьнья
Надъ хладною доской?
Къ чему?., но вы толпами
При мЪсячггыхъ лучахъ
Оберитесь, и цветами
УсЪйте мирный прахъ;
Иль бросьте на гробницы
Боговъ домашнихъ ликъ,
Дв* чаши, дв* цЪвницы,
Съ листами павиликъ;
И путникъ угадаетъ
Безъ надписей златыхъ,
Что прахъ тутъ почиваетъ
Счастливцевъ молодыхъ!
Нельзя согласиться, что въ
этомъ эпиву-
реизмй много человйчнаго, гуманнаго, хотя,
можетъ быть, въ то же время
много и одно-