216 / 734
423
СОЧИНЕН!}! В. Г. БЪЛИНСКАГО.
424
Ту Сельму, домъ его отцовъ,
Гд4 па пирахъ ото арфъ звучало,
И пламенело сто дубовъ-,
Но гд* давно лишь в'Ьтеръ ночи
Съ пустынной шепчется травой,
И только звЪздъ безсмертныхъ очи
Тамъ светать съ бледною луной.
Тамъ Осйанъ теперь мечтаетъ
О битвахъ, о д15лахъ былыхъ;
И лирой—т'Ьни вызываетъ
Могучихъ праотцовъ своихъ.
И вотъ Тренморъ, отецъ героевъ,
Чертогъ воздушный растворивъ,
Летитъ на тучахъ, съ сонмомъ воевъ,
Къ п^вду и взоръ, и слухъ склонивъ.
За нимъ гЬнь легкая Мальвины,
Съ златою арфою въ рукахъ,
Обнявшись съ тЪппо Маины,
Нлывутъ на легкихъ облакахъ.
Но, вдругъ, возможно ли словами
Пересказать, иль описать,
О чемъ случается съ друзьями
Иодъ часъ веселый помечтать?
Счастливь, счастливь еще несчастный,
Съ которымъ хоть мечта живетъ;
Въ дняхъ сумрачныхъ, день сердцу ясный
Онъ хоть въ мечташяхъ найдетъ.
Жизнь наша есть мечтанье т'Ьни;
НЬтъ сущихъ благъ въ земныхъ странахъ.
Приди жъ, иодъ кровомъ дружней сЬни
Повеселиться хоть въ мечтахъ.
Въ то время таюе стихи были довольно
рЪдки, хотя Жуковсшй и Батюшковъ писали
несравненно лучшими. «На Гроб^ Матери»
(1805), «Скоротечность Юности» (1806),
«Дружба» замечательны, какъ и приведен
ная выше пьеса ГнЪдича. Знаменито въ свое
время было стихотвореше его «Перуанецъ
къ Испанцу» (1805); теперь, когда отъ по-
эзш требуется прежде всего верность дей
ствительности и естественности, теперь оно
отзывается риторикой и декламацией на ма-
неръ бледной Мельпомены XYIII в’Ька; но
некоторые стихи въ немъ замечательны
энерией чувства и выраженш, несмотря на
прозаичность.
Гнедичъ неревелъ изъ Байрона (1824)
еврейскую мелодда, переведенную впослйд-
ствш Лермонтовыми («Душа моя мрачна,
какъ мой венецъ»); переводъ Гпедича слабъ;
видно, что онъ не понялъ подлинника. Гне
дичъ принадлежите по своему образованно
къ старому, до-Пушкинскому ноколЬнпо па-
шихъ писателей. Оттого всё оригинальный
пьесы его длинны и растянуты, а многш
прозаичны до последней степени, какъ, на-
примеръ, «Къ И. А. Крылову». Оттого же
онъ неревелъ прозой Дюсисовскаго «Леара»
или переделалъ Шекспировекаго «Лира» —
не помниыъ хорошенько; оттого же онъ пе-
ревелъ стихами Вольтеровскаго «Танкреда».
Но переводъ его <Простонародныхъ несенъ
нынешнихъ грековъ», изданный въ 1825
году, есть еще прекрасная заслуга русской
литературе. Жаль, что нетъ полнаго изданш
сочипешй Гнедича. Сделанное имъ самимъ
въ 1834 году очень не полно: въ немъ
нетъ «Леара», нетъ «Илшды», нетъ в в е
д е н ! я къ «Проетонароднымъ песнямъ ны
нешнихъ грековъ» и с р а в н е н а ихъ съ
русскими песнями; нетъ статьи его о древ-
немъ стихосдоженш, напечатанной въ «Вест
нике Европы»; нетъ переведенныхъ шести
стопными ямбомъ 7, 8, 9, 10 и 11-й пЬ-
сенъ «Илтды»; нетъ «Разсуждешя о при-
чинахъ, замедляющихъ просвЬщеше въ Рос
ши». Такой писатель, какъ Гнедичъ, стоилъ
бы изданш полнаго собранш дитературныхъ
трудовъ его.
Къ знаменитейшими деятелямъ литера
туры Карамзияскаго перщда принадлежитъ.
Мерзляковъ. Онъ известенъ, какъ иоэтъ
(оды), какъ переводчикъ (переводы изъ древ-
нихъ стихами), кань несеиникъ (руссшя
песни) и какъ теоретики словесности и кри
тики. Оды его—образецъ надутости, проза
ичности выраженш, длинноты и скуки. Пе
реводы его изъ древнихъ заслуживаютъ вни-
машя. Мерзляковъ не перевс-лъ ничего боль
шого вполне, но изъ большихъ произведен^
только отрывки, какъ-то изъ «Илиады», «Одис
сеи», изъ трагиковъ—Эсхила, Софокла и
Еврипида. Все эти опыты, конечно, не без-
полезны; но они не даютъ донятш о своихъ
оригиналахъ. Мерзляковъ не владели стд-
хомъ: языки его жестоки и прозаиченъ.
Сверхъ того на древнихъ онъ смотрели
сквозь очки французскихъ критиковъ и те-
оретиковъ, отъ Буало до Лагарда, и потому
видели ихъ не въ настоящемъ ихъ свете,,
хотя и читали ихъ въ подлиннике. Къ пер
вой части изданныхъ имъ въ 1825 году, въ
двухъ частяхъ, «Подражашй и переводовъ
изъ греческихъ и латинскихъ етихотворцевъ»
приложено разсуждеше «О начале и духе
древней трагедш и о характерахъ трехъ гре
ческихъ трагиковъ»; изъ этого разсуждешя
очень ясно видно, какъ мало понимали Мер
зляковъ начало и духи древней трагедш и
характеръ трехъ греческихъ трагиковъ...
О, жертвы общаго отчизны заключенья,
Въ дни славы вЬрныя и вЬрны въ дни шгЬ-
ненья,
Подруги юныя, не отрекитесь вы
Еще подпорой быть сей рабственной главы,
Которая досель гордилася в'Ьнцами:
Царицы болИ н'Ьтъ; - невольница предъ вами!
Но я, какъ прежде, вамъ и нынъ мать и другъ!..
И бецствш мои, и старости недугъ —
Единый жребЩ нашъ: вотъ право для зло
счастныхъ
На помощь и любовь душъ злобЪ непричаст-
ныхъ!
Прострите руки мнЪ, приподнимите... Ахъ!
НЪтъ силъ, бо.тЬзнь и хладъ во всЬхъ моихъ
*
костяхъ!—
Вещайте, что совЪтъ вождей опредгЬляетъ:
Куда насъ грозный оудъ судьбины посылаете?
Куда еще влачить срамъ, скорбь свою и н.тЬнъ?'
Иль островъ сей для насъ могилой обреченъ?: