214-215 / 338
203
Александра Лаухина-Холтобина
под руки друг с другом, и с гармонистом посередине запевают
"длинные страдания". Вслед за одним все хороводы превращают-
ся в шеренги, которые движутся с одного конца загона на другой
и обратно:
Ох, от страданья нету леки
Ни в больнице, ни в аптеке.
Заливается одна женщина. А рядом другая, не дожидаясь, по-
ка кончит подруга, будто она одна на целом свете, взвилась в не-
бо другим куплетом:
А кто ж это сказать велит,
О ком мое сердце болит.
И кажется, что взмывают в синеву чистые, серебристые струи
небывалого фонтана из высоких женских голосов. И всем хоро-
шо: чинно выступающим старушкам в черных плетеных платках,
мужчинам, ревностно прислушивающимся к куплетам своих лю-
бимых, ребятишкам, снующим между шеренгами воробьями, за-
бегающим вперед, а главное женщинам, изливающим в пении
душу.
Заливается канарейкой звонкоголосая певунья, а гармонь вто-
рит ей, плетя красивейший музыкальный узор, сродни чудесному
елецкому кружеву. А "страданий" не перепеть, есть буквально на
все случаи жизни. Из всего, что споет женщина на гулянии, мож-
но узнать всю ее подноготную. Она надеется, тоскует и сомнева-
ется в любимом принародно, нисколечко не стесняясь этого:
Вспомни, милый, как ты клялся,
А теперь бросать собрался.
Или жалоба на свою судьбу:
Про меня слава летела,
Как я горькая терпела!
А это грустит солдатка: Ах, залетка, где ты, где ты?
Про тебя пишут газеты.
И так до следующей смены шеренг на круги.
Особой печалью веяло от "страданий", сложенных народом до
революции, о женской доле.
Я заплачу, зарыдаю,
Отдай, мама, с кем страдаю.
Братья, сестра и мать с отцом,
202
Александра Лаухина-Холтобина
То под бабий прощальный вздох
Развернул мехи цвета вишен
И сердца, как огонь ожег.
Да, много ливенок в наших краях осталось пылиться в сараях,
так и не дождавшись своих хозяев. Но "страдания" выжили, не-
смотря ни на что. Только в тот вечер, в помещении, им не хвата-
ло раздолья, простора деревенской улицы. Улицы - в сельском
смысле слова. Раньше в селе вместо улиц были выгон, большак,
середка…Если говорили, что на "улицу", это значит на праздник,
на гуляние.
Вот что представляла тогда эта картина, главным этюдом ко-
торой было распевание наших "длинных страданий". По старой
традиции в праздничный день - в советское время это мог быть
День выборов, Победы, Праздник урожая - с обеда у чисто выме-
тенных полисадников и дожелта вымытых крылечек собирались
нарядные жители села. Куда ни глянь, всюду народ. Там молодые
затеяли возню, а неподалеку от них - пожилые, пришедшие по-
любоваться на своих ненаглядных сынов и дочерей. Да и с чужи-
ми не грех сравнить. А главное, украдкой взглянуть на будущих
зятьев да снох: чего они стоят. Все полны какого-то внутреннего
восторга и ожидания, когда все значительное и радостное еще
впереди.
Вдруг на дальнем конце села послышались знакомые перели-
вы "страданий". Все, как по команде, повернули головы на чару-
ющий звук и двинулись в сторону заливающейся ливенки. Не-
большие группы людей стали увеличиваться, стекаясь из всех за-
коулков. Но тут подала голос еще одна гармонь, а первая уже взя-
ла курс на выгон. Одновременно смекнув, в чем дело, собравши-
еся заспешили вслед за мелодией. Вскоре на выгоне - несколько
гармонистов. Вокруг каждого - живое кольцо из тех, кто предпо-
читает именно его. А чтобы доказать, что они не ошиблись в сво-
ем избраннике, гармонист играет так, что ноги сами пускаются в
пляс. Тут тебе и прославленная "матаня", и степенная "сербиян-
ка", и задиристая "барыня" для мужчин.
Но вот резко, на секунду, гармонь замолкает, будто вместе с
гармонистом переводит дух, а затем начинает выводить плавную,
переливчатую мелодию. Женщины, будто только этого и ждали,