208-209 / 338
197
Александра Лаухина-Холтобина
донском мастере ливенских гармошек, а я слушала и плакала,
как маленькая...
Несмотря на многие невзгоды, нам всегда было хорошо с то-
бой, мама. От твоей доброты было тепло и другим. Помнишь, пе-
ред самой войной появился у нас в селе паренек-сирота? Дали
ему посильную работу на колхозном току и с тех пор окрестили
Петькой-завтоком. Когда грянула война, Петька стал допризыв-
ником.
Один раз пошла ты в магазин, а вернулась без теплого платка
и варежек. День был морозный, с сильным ветром. Снега в тот
год легли рано, сразу после Октябрьской закрутила метель не на
шутку. И мы удивились, увидя тебя замершую и грустную.
- Мам, что случилось? Почему ты налегке? - спрашиваем.
- А там, детки, возле военкомата, Петька без шарфа и варе-
жек...
Мы все поняли. А уж потом, когда фашисты хозяйничали в
селе, Петька появился в нашем доме со своим горем: не успели
парня призвать в армию, а родное село сожжено дотла. У нас лю-
ди ютились по двадцать семей в каждой уцелевшей избе. По мо-
лодостиПетька не представлял, как рискуют те, кто приютил его:
фашисты, чувствуя скорую гибель, были очень подозрительны,
видели в каждом пришельце партизана.
Все тогда обошлось, но где теперь Петька? До сих пор ты
вспоминаешь о нем, как о сыне. Наверное, нет его в живых, ина-
че навестил бы он тебя, мама.
...Я люблю возвращаться домой, где появилась на свет, где ты
ждешь меня, мама моя. Люблю бездонную синеву над селом и
наш старенький дом. На пруду, что возле нашей изгороди, в сере-
бристой воде барахтается целый рой ребятишек.
Когда-то и мы были такими.
В 1975 г. очерк признан победителем в конкурсе, был опубли-
кован в журнале "Советская женщина"
196
Александра Лаухина-Холтобина
Малыши, намаявшись за день, не спускали с тебя глаз, по-
ка сон не склеил им веки. А мне хотелось, чтобы сказке не бы-
ло конца. "Как все-таки здорово, что на свете есть книги", - ду-
малось мне тогда. Сама того, не ведая, ты с детства приохоти-
ла нас к чтению. Помню, как однажды ты пожаловалась нам:
- Хотелось мне учится, да, видно, не судьба. Вшколу ходила все-
го день: родители с семи лет заставляли кружево плести. Пришлось
грамоту самой одолевать. А вы учитесь. Без учения не жизнь.
И мы учились, мама... Об одном лишь жалею: что не научи-
лась плести кружево, как ты. Ах, это кружево! Наше елецкое
кружево! Как весело звенели коклюшки в твоих ловких руках,
как быстро перемещались малюсенькие булавочки по сколку!
И как медленно рос бугорок позади подушки для плетения!
Подходил день, когда там оказывалось десять метров, ты сре-
зала их и несла в кружевную. Но прежде давала полюбоваться
мне. Как могли твои руки превратить обыкновенные нити в
такие узоры! По ажурным дорожкам разбредались жучки, ро-
машки и разные диковинные цветы и насекомые. Иногда ри-
сунки походили на морозные узоры или на цветущее дерево. И
ты, глядя на свое рукоделие, радовалась, как ребенок.
Сколько я помню тебя, мама моя, за что бы ты ни бралась,
все делала с большим старанием: убирала ли дома, работала ли
в поле, пела ль на праздниках. Ах, как ты пела! По всей России
не встретишь "страдания", похожие на наши. Разве только в
Задонске, Ельце да еще в Ливнах. Пелись они задушевно и
очень протяжно. Две рифмованные строчки - законченный
куплет.
Ох, заросла дорожка эта
Полыном горьким за лето, -
заливается одна женщина, а где-то рядом другая, не дожида-
ясь, пока закончит подруга, уже взвилась в небо новым куплетом.
Девчата и молодые женщины, взяв друг друга под руки, с гармо-
нистом посередине, движутся с одного конца выгона на другой и
поют. Будто сотня певчих птиц сразу вспорхнула в небеса и лику-
ет, вырвавшись на волю...
Ты пела звонче всех, так, что было слышно на другом конце
села. Однажды эти напевы прозвучали по радио, в рассказе о за-