294-295 / 338
283
Александра Лаухина-Холтобина
и побежала к поезду. Солдатика она давно потеряла из виду и
теперь искала его глазами вдоль всего состава.
Еще один звонок - и перрон совсем опустел, лишь из две-
рей некоторых вагонов виднелись шинели. Затем Зойка услы-
шала лязг прицепов и уловила чуть заметное движение поезда.
"Но почему я не отдала это злосчастное молоко бедному боль-
ному солдатику", - стучало у нее в висках, и тут она рассмотре-
ла на одной из подножек бойца с завязанным горлом. Он тоже
увидел Зойку, заулыбался, как давней знакомой, и полез в кар-
ман, видно, за той тридцаткой. Зойка прибавила ходу, держась
ближе к вагонам и …наскочила на торчавший из земли метал-
лический штырь.
Бутыль выскочила из рук и ударилась о стальной рельс под ва-
гоном с солдатиком. Белыйфонтан будто ослепил ее, и девочка от
обиды заголосила на всю станцию. Она не видела, как соскочил с
подножки солдатик, а только услышала, как он стал успокаивать
ее своим простуженным басом, сунув ей в руки красненькую бу-
мажку.
- Не плачь ты, девочка. На обратном пути обязательно заеду к
тебе попить молочка. Как тебя звать-то?
- Зойка - а - а.
- А станцию вашу?
- Становая - я- я.
На ходу солдатик вспрыгнул на подножку предпоследнего ва-
гона, а Зойке и в голову не пришло спросить его имя.
Домой она тоже возвращалась одна, подруги так и не смогли
догнать ее. Про цветы она, конечно, забыла. Да они и не попада-
лись ей на глаза, словно боялись ее детского гнева.
- Ах, ты грех, какой, молоденький говоришь? - только и
спросила старая, увидев зареванную внучку, даже не вспомни-
ла ни про разбитую бутыль, ни про мыло, будто о них и речи
никогда не было. Зойка догадывалась, как тяжело было у ба-
бушки Поли на душе. Ведь на те 30 рублей, что оставил солда-
тик, она долго покупала свечи в Елецком соборе и поминала за
здравие неизвестного русского воина.
А вот Зоя Ивановна не могла придумать себе утешения. Если
тогда этот солдатик мог быть ей братом, то теперь, с высоты свое-
282
Александра Лаухина-Холтобина
ног! Она шла, перекидывая из руки в руку тяжеловатую ношу,
и наслаждалась привычной дорогой. По обе стороны гладкого
грейдера колосилась густая, еще зеленоватая рожь, в вдоль од-
ной и другой межи из нее выглядывали бархатные синие ва-
сильки, похожие на любопытных голубоглазых ребятишек. Не
будь у нее заняты руки, Зойка нарвала бы целый букет, что она
и решила сделать на обратном пути. А сейчас надо было при-
бавить шагу, так как разноцветные косынки подруг мелькали
далеко впереди и по мере удаления от нее слились в одну пес-
трую радугу.
Когда девочка добралась до места и поставила бутыль на при-
лавок, посуда у большинства подружек оказалась уже пустой. Они
успели опорожнить ее ради большего или меньшего кусочка мы-
ла и, похоже, были довольны.
На путях стоял длинный зеленый состав, но военных возле не-
го не было. Наверно, все необходимые "операции" увенчались ус-
пехом, и они потеряли к "торговкам" интерес. Зойка даже завол-
новалась, не пришлось бы с полной бутылью идти обратно, что
иногда с ней случалось.
Вдруг она увидела, что к ней спешит один молоденький солда-
тик с котелком в руках и с завязанным марлей горлом.
- Девочка, продай мне молока, - хрипло обратился он к Зойке
и достал из кармана дореформенную красную тридцатку.
- А мыло у Вас есть? - несмело спросила Зойка.
- Какое мыло? Ангина у меня, молоко нужно, - показал он на
свое завязанное горло.
Зойка представила, как соседи снова будут смеяться над ее не-
практичностью, заладила как попугай:
- На мыло бабушка велела сменять. - Солдатик хотел сказать
еще что-то, но, услышав сигнал об отправлении поезда, поспе-
шил обратно. Скажи он еще хоть слово, девочка вылила бы ему
все молоко до капли. Но боец боялся отстать от своего эшелона и
побежал, размахивая пустым котелком.
У Зойки сжалось сердце. Вспомнился отец, ушедший на
фронт в первые дни войны. Да будь оно неладно это мыло, да
пусть над ней смеется хоть все село сразу. Она сорвалась с ме-
ста, положив на руки заткнутую пробкой бутыль, как ребенка,