380 / 734
7 5 1
СОЧИНЕНШ В. Г. БЪЛИНСКАГО.
7 5 2
къ ея дочери, просить ея руки. Какъ все
это старо, пошло и приторно! Въ третьемъ
акте Ломоносовъ презираетъ Вольфа, не хо
дить къ нему на лекщи, терпитъ нужду и
говорить фразы. Пришедши разъ домой, онъ
видитъ, что жена его спить у колыбели
дочери, горестно задумывается, цфлуетъ дочь,
становится на колени, чвтаетъ молитву и,
разыгравъ эту менуэтную сцену, уходить въ
Росспо. Эпизодъ завербовашя въ третьемъ
акте лишенъ всякой правдоподобности, вся
кой исторической истины и всякаго смысла.
Въ четвертомъ акте Полевой хотели изобра
зить въ лице Ломоносова отношеше поэта
къ людямъ; людей онъ действительно пред-
ставилъ довольно полными, но въ Ломоно
сове показали не поэта, не ученаго, а ка-
когс-то брюзгу, который на словахъ города
беретъ, а на деле малодушенъ и слабохарак-
теренъ, какъ плаксивый ребенокъ. Въ пятомъ
акте, Полевой ноказываетъ намъ большой
светъ; вотъ это ужъ совсемъ напрасно! Его
большой светъ похожи на пирушку подгу-
лявшихъ сочинителей средней руки, которые
подъ хмелькомъ мирятся после своихъ гряз-
ныхъ ссоръ, обнимаются, целуются назы-
ваютъ другъ друга «почтеннейшими» и даже
пляшутъ въ присядку, додогнувъ свои мело
драматически колени. Кстати: на вельмо-
жескомъ бале, изображенному чудной кистью
Полевого, пляшетъ Тредьяковсшй, подъ на-
певъ глупыхъ стиховъ своихъ. Что даже и
вельможи стараго времени любили иногда
потешиться учеными народомъ, который по
большей части были горькими пьяницей и
добровольными шутомъ,—это фактъ; но что
бы у вельможи на бале моги плясать въ
присядку Тредьяковсшй,—это, вероятно, при-
надлежитъ къ поэтическому вымыслу Поле
вого. Но нападки на Полевого некоторыхъ
лигераторовъ за Тредьяковскаго совершенно
несправедливы. Мы помнимъ, что за это на
падала на Лажечникова и «Библиотека для
Чтенш», а въ драме Полевого характеръ
Тредьяковскаго есть повторена созданнаго
Лажечниковыми характера Тредьяковскаго въ
«Ледяномъ Доме». Говорить, что Тредьяков-
сшй могъ писать плохие стихи и все-таки
быть порядочными человекомъ. Не знаемъ,
такъ ли это, но вотъ анекдотъ о Тредьяков-
скомъ изъ записокъ Пушкина:
„Тредьяковсшй цришелъ однажды жаловаться
Шувалову на Сумарокова. „Ваше высокопре
восходительство! Меня Алексаидръ Петровичи
такъ ударили въ правую щеку, чтоонадосихъ
иоръ у меня болитъ“. „Какъ же, братецъ? отве
чали ему Шуваловъ: у тебя болитъ правая
щека, а ты держишься за л-Ьвую?“—Ахъ, В. В.,
вы имЪете резонъ“, отвечали ему Тредьяков
сшй и перенеси руку на другую сторону. Тредья
ковскому не разъ случалось быть битыми. Въ
дЪл'Ь Волынскаго сказано, что сей однажды въ
какой-то праздники потребовали оду у при-
дворнаго шиты Васшпя Тредьяковскаго; но ода
была не готова, и пылшй статсъ-секретарь на
казали тростью оплошнаго стихотворца.“
Хороши ¿порядочный человеки! Ская{утъ:
то было такое время! Однако жъ въ такое
же время Ломоносовъ писали къ Шувалову,
хотевшему помирить его съ Сумароковыми:
«Я, ваше высокопревосходительство, не только
у вельможъ, но ниже у Господа моего Бога
дуракомъ быть не хочу.»
Игроки.
Оригинальная ко.ивдья въ одномъ дуъй-
ствги. Соч. Гоголя.
Драматичесше опыты Гоголя представляютъ
собою какое-то исключительное явлеше въ
русской литературе. Еслп не принимать въ
соображение комедщ Фонвизина, бывгаш въ
свое время исключительными явлешемъ, и
«Горе отъ Ума», тоже бывшее исключитель
ными явлешемъ въ свое время,—драмати
чесше опыты Гоголя среди драматической
русской поэзш съ 1835 г. до настоящей
минуты—это Чимборазо среди низменныхъ,
болотистыхъ мести, зеленый и роскошный
оазисъ среди песчаныхъ степей Африки.
После повестей Гоголя съ удовольствшмъ
читаются повести и некоторыхъ другихъ
писателей; но после драматическихъ пьесъ
Гоголя ничего нельзя ни читать, ни смо
треть на театре. И между теми только одинъ
«Ревизоръ» имели огромный успехи, «Же
нитьба» и «Игроки» были приняты или
холодпо, или даже съ ненршзнью. Не трудно
угадать причину этого явленш: литература
наша хотя и медленно, но все же ндетъ
впереди, а театръ давно уже остановился
на одномъ месте. Публика читающая и пу
блика театральная—это две совершенно раз
личный публики, ибо театръ иосетцаютъ и
тате люди, которые ничего не читаютъ и
лишены всякаго, образованш. У Александрин-
скаго театра своя публика, съ собственной
физшномшй, съ особенными гюнятшми, тре-
бованшми, взглядомъ на вещи. Успехи пьесы
состоитъ въ вызове автора, и въ этомъ от-
ношенш не уопеваютъ только пли ужъ че-
резчуръ безсмысленныя и скучныя пьесы,
или ужъ слишкомъ выеокш создашя искус
ства. Следовательно, ничего нетъ легче, какъ
быть вызванными въ Александринскомъ те
атр е ,— и .действительно, тамъ вызовы и
громки, и многократны: почти каждое пред-
ставлеше вызываютъ автора, а иного по два,
по три, по пяти и по десяти разъ. Изъ этого
видно, каше патриархальные нравы цар-
ствуютъ въ,большей части публики Алекеан-
дринскаго театра! За границей вызови бы-
ваетъ наградой подвига и иризнакомъ нео
жиданно гвликаго успеха,—то же, чт5 трь
умфъ для .эимскаго полководца. Въ Адексан-