248-249 / 338
237
Александра Лаухина-Холтобина
А жители остались с сердцами и душами, наполненными
злобой и гневом. С таким же тяжелым сердцем жила все эти го-
ды и я. Помню, когда мой сын завалил экзамен по немецкому
языку при поступлении в институт, мне представлялось, что
немцы убили меня два раза: когда в войну убили отца и когда
сын не сдал немецкий. Все свои житейские невзгоды объясня-
ла той войны. Думаю, что реакция эта вполне естественна, пе-
реосмысливать ее теперь не стоит, что переливать из пустого в
порожнее. Речь сейчас не об этом. Задуматься надо о другом:
как жить дальше? Неужели все с тем же камнем за пазухой? И
им, и нам?
Гитлер давно канул в вечность, фашизму как следует потре-
пали крылья, что трудно теперь взлететь. После его разгрома
сменилось несколько поколений немцев, большинство кото-
рых не знает своей вины перед человечеством. Докуда жить с
занозой в сердце? Устало оно за много лет. И не только, видно,
мое. Устало сердце всего Человечества, да и само оно становит-
ся как бы качественно новым. Посмотрите, как люди разных
стран и континентов тянутся друг к другу, наводятся телемос-
ты, устраиваются мирные встречи. День Победы над фашиз-
мом называют Днем Победы и примирения. Какое замечатель-
ное это слово - примирение. Да, но тогда необходимо освобо-
дить свое сердце от гнева и злобы, заполнить его светом любви
и всепрощения. Надо найти пусть самые маленькие компонен-
ты, из чего слагаются эти прекрасные чувства. Найду ли я их в
своей душе? Что мне поможет?
И память снова возвращает меня к декабрю 41-го. Немцы в
нашем селе выполняют приказы фашиста Гитлера. Солдат есть
солдат, да еще в военное время. Но в том-то и дело, что не все
солдаты были фашистами. Это было видно из их нефашист-
ских поступков. Недаром же мы, дети, делили немецких солдат
на "плохих" и "хороших". А чтобы в них разобраться, мы каждо-
го "своего" постояльца разграничивали тоже надвое - на солда-
та и человека. Как солдаты они нам казались все одинаковые,
но как люди они были совершенно разные. Вот так и получи-
лись у нас три квартиранта плохих, а три хороших. Как раз по-
полам. С "плохими" мы почти не общались. Были они неразго-
236
Александра Лаухина-Холтобина
же стал доноситься рев мотоциклов. Село затаилось в ожида-
нии. Надо признать, что кроме страха, непредсказуемой неиз-
вестности во мне проснулось детское любопытство: какие они,
немцы, может, неправда, что о них говорят и пишут. За что им
убивать меня, невинную безобидную девчушку.
Но вот мотоциклы затрещали где-то рядом, раздались пер-
вые возгласы сельских ребятишек: "Смотрите, вон они едут!" Я
посмотрела туда, куда смотрели мальчишки, и увидела целый
эскорт зеленых мотоциклов, уже спешивших разъехаться по
всем улочкам и переулкам. Шестеро солдат подошли к нашему
дому и сразу определились к нам на постой. Они о чем-то гово-
рили между собой, обращались к нам, но мы ничего не пони-
мали. Тогда они начали действовать. Одни ловили кур, другие
приносили яички, третьи искали еще чего-то, видимо, были
голодны. Было начало декабря 1941, и холод давал о себе знать.
У нас топилась печь, и вскоре на ней забулькал куриный буль-
он. За все взятое солдаты, видимо, в насмешку дали маме не-
сколько советских трояков. Из детей я была самая старшая.
Наверно, поэтому один из солдат обратился ко мне. Он стара-
тельно жестикулировал, изображая на пальцах что-то круглое,
другой круг, намного больше, он изобразил руками, подключив
к монологу губы, с которых слетало что-то вроде шипения. Я
напрягла все свое внимание, и тут солдат произнес исковер-
канное слово "лук". Бог мой, ему нужно поджарить лук на ско-
вороде для заправки куриного варева. С такого трудного, счи-
тай, одностороннего диалога началось мое общение с немца-
ми. К этим шестерым я еще вернусь, а сейчас продолжу рассказ
о себе.
Это был период разгрома немецкой армии под Москвой. В
наше село гитлеровцы зашли, можно сказать, по инерции, т.к.
в это время шло их отступление. Пяти дней хватило, чтобы
подтвердились те слухи, что доходили до нас ранее. При от-
ступлении, т.е. по уходу из села солдаты угнали крестьянский
скот, опустошили закрома с зимними запасами, выгнали из до-
мов женщин с детьми и стариками /мужчины все на фронте/ и
сожгли в округе все деревни. Словом, навредили досыта и по-
спешно смылись.