138 / 186
серебра, взятое изъ храма. Для иерваго представлены была выбрана пьеса, именно, комедш Ма
риво „Игра любви и случая“, за которой следовали водевиль: „Любовника, — авторъ и слуга“.
За входъ въ этотъ театръ брали безделицу; часть сбора употреблялась на покрыты вечеровыхъ
издержекъ за освищете и отошлете театра, а остальное делилось между актерами. Ни Наполеонъ
ни маршалы не посещали этого театра, но мнопе генералы, офицеры и масса солдата» ежедневно
наполняли его залу.
• *1
.
Собранными по церквамъ восковыми свечами иллюминовали не только этотъ театръ, но и
некоторые изъ уц'ктЬвшихъ домовъ, где давали балы. Французы, вальсируя другъ съ другомъ,
приставали къ русскими: Ou sont vos barines? Ou sont vos demoiselles?—высказывая сожалЬше, что
не могутъ съ ними хорошенько поплясать.
Временнаго веселья было не занимать стать тогда въ Москве мследу французами, такъ, Bourgogne
говорить: „Отлучавнпеся возвращались нагруженными всЬмъ, что только молшо себе представить
чудеснаго и богатаго. Между замечательными вещами было несколько серебряиыхъ рпзъ съ обра-
зовъ, съ прекрасными тиснеными украшеными; приносили также слитки серебра величиною
въ кирпичи. Затемъ были головныя украшешя, индейсюя шали, ткани изъ шелка, заткан-
ныя серебрОхМъ и золотомъ.
Мы, унтеръ-офпцеры, имели
право брать себе отъ сол
датъ двадцать процентовъ
приносимаго ими. Прежде
всего мы позаботились на
рядить нашихъ русскихъ
женщинъ по - французски,
маркизами, и, такъ какъ
сами оне ничего въ этомъ
не смыслили, то - двое изъ
насъ, я и товарищи мои
Г1атоп1, занялись пхъ туа-
летомъ. Наши двое рус
скихъ портныхъ были одеты
китайцами. Я — русскими
бояриномъ, Р
1
а то
1
Я —мар-
кизомъ; словомъ,
всякий
изъ насъ оделся по своему
вкусу. Паша маркптантша-,
А. С. Фигнеръ,
тетушка Dubois, подошед
шая на этотъ случаи, од,ела
богатое платье русской бо
ярыни. Такъ какъ пари-
ковъ не было маркизами,
то ротный
цырюлышкъ
взялся ихъ причесать: на
мазали головы саломъ и
посыпали мукой вместо
пудры: затянуты шгЬ были
отлично. Оркестръ предста
вляла флейта, па которой
играли наши сержанта, ему
вторили барабань. Начали
съ мотива „Зададимъ ими
жару“. Но только-что раз
дались звуки флейты и ба
рабана, въ ту самую ми
нуту, какъ тетушка Dubois
стала выходить со своими
vis-à-vis, наши маркизы, доллшо-быть, поди влшшемъ удалой музыки, принялись вдругъ выпры
гивать по-татарски, направо — налево, выкидывать ногами, откидывать руками, сгибаться, раз
гибаться— просто сами чортъ въ нихъ влезь. Если бы оне были одеты по-русски, оно было бы
не такъ смешно, но видеть французскихъ маркизъ, какъ известно, держащихъ себя чинно,
такъ бешено прыгающими, было до того смешно, что мы лопнули со смеха, а флейта наша
просто покатилась и не могла продолжать, — билъ одинъ барабань, и то... тревогу! А маркизы
наши снова принялись за то же, пока, наконецъ, не попадали на полъ отъ усталости. Мы
имъ давай аплодировать, подняли ихъ, опять стали пить и плясать, такъ до четырехъ ча-
совъ утра“.
Когда французы оставляли Москву, у офицеровъ ихъ было по нескольку экипажей и у каждаго
въ повозке—дама, русская или француженка, такъ какъ множество ихъ бросилось за армшй. Не
которым, скоро понявъ, что ихъ ожидаетъ дальше, воротились назадъ; остальным подверглись не
выразимому бедствпо: у нихъ дорогой украли лошадей и все, что было теплаго. Эти несчастныя
сначала лишились своихъ детей, а потомъ погибли и сами. Очень немногш спаслись, и, кажется,
не видели, чтобы которая-нибудь изъ нихъ перешла границу...
Не менее веселья было и въ Кремле. „При всехъ кремлевскихъ воротахъ, пишетъ авторъ
„Журнала“, стояли на часахъ гвардейсюе гренадеры; они были одеты въ русскш шубы и опоясаны
98