тые зерном, пролетали над Краснодоном, где люди стра
дали от голода. Потом и молодежь стали угонять в немец
кую неволю. Плачем и стоном наполнилась украинская
земля.
А в конце августа 1942 года в городском парке Красно
дона немцы закопали в землю партию арестованных шахте
ров и служащих. Среди них были женщины и дети. Их
заставили выкопать яму, стать в нее и, связав каждой пя
терке проволокой руки, живых начали засыпать землей.
Того, кто сопротивлялся, пристреливали на месте.
Это было ночью, часов в одиннадцать. Выходить на ули
цу немцы запретили после семи часов вечера. Наступала
душная, черная ночь. Душно и черно было и у нас на
сердце. Спать я не могла, и мы сидели с Олегом в саду на
лавочке.
Ясные звезды смотрели на нас сверху. Глядя на них,,
мне представилось, что сейчас на эти же звезды смотрят
наши люди по ту сторону Родины, смотрят красноармейцы
и командиры из своих окопов, смотрит Сталин и что они все
знают о наших муках и скоро придут на выручку.
Не знаю, о чем думал Олег. В последнее время мы ча
сто сидели с ним рядом молча. Потом проверяли, и оказы
валось, что думали мы об одном и том же.
Вдруг откуда-то, из самой глубины черной ночи, донес
ся какой-то странный звук, словно тонкая струна лопнула.
Занятая своими думами, я не обратила на это внимания. Но
Олег вскочил с лавки, крепко стиснул мне плечо сильной
рукой:
— Мама, слышишь?
Со стороны городского парка раздались два-три тороп
ливых выстрела, а за ними такой отчаянный и тоскливый
детский крик, что сердце, казалось, перестало биться. Ужас
охватил меня. Я прижалась к сыну.
— Мама, — воскликнул он, — это их казнят!
—
88
—