Весь Краснодон знал об аресте. коммуниста Валько и,
других большевиков и беспартийных рабочих-шахтеров и
служащих.
С первого же дня прихода немцев они наотрез отказа
лись работать с ними и в лицо немцам говорили о ненави
сти и презрении к фашистам.
Вместе с этими мужественными людьми арестовали
женщин, забрали и детей. Мы видели, как их, голодных и
измученных, немцы под усиленным конвоем водили по ули
цам на работы.
Однажды Олег видел их на работе. Проходя мимо же
лезной дороги, проложенной от шахты к тресту, он наткнул
ся на знакомого товарища. Конвоира близко не было, они
разговорились.
Товарищ Олега, оборванный, худой, как скелет, еле
держась на ногах, перетаскивал шпалы.
— Олег, —- слабым голосом сказал он, — мы все поми
раем с голоду. Ребятишек очень жалко...
И он начал рассказывать, как 'над ними издеваются в
гестапо. В арестном помещении людей набито столько, что
сесть негде, все стоят целыми ночами, спят стоя. В уборную
не выпускают. Грязь, вонь, мухи. Иногда- немцы бросают в
камеры сырые кабачки, и арестованные делят их по семеч
кам.
— Бежим! —- прошептал Олег.
Но товарищ покачал головой:
— Спасибо тебе, но если я убегу, остальным хуже бу
дет. Да и не дойду я. Сил нет совсем... Олег, вон, в том
огороде, свекла растет. Если я ее сам сорву, меня изобьют
досмерти, да и всем попадет...
Олега не нужно было просить дважды. Он пополз к
огороду, вырвал из земли свеклу и отдал товарищу. Потом
со всех ног побежал домой, забрал весь хлеб, что у нас
■был, и принес его арестованному.
—
90
—