96 / 200
И он показал мне одну из бумажек:
— Вот. Прочти. Хотим раскрыть глаза людям. Подбод
рить хотим. На борьбу поднять.
В этих первых самописных листовках они призывали
население не выполнять немецких распоряжений, сжигать
хлеб, который немцы готовят вывезти в Германию, при
удобных случаях убивать немцев и полицейских и прятаться
от угона в неволю.
— Хорошо? — спросил Олег.
—• Хорошо-то хорошо, —- сказала я, — только за это-
своими головами можете расплатиться.
Олег по-озорному присвистнул. Толя Попов блеснул
глазами:
—- Елена Николаевна, а знаете... смелость города берет.
Риск — благородное дело.
Олег стал серьезнее, задумался:
— Конечно, риск — благородное дело, но только тогда,
когда рискуют обдуманно, умно. Когда есть уверенность в
необходимости этого риска. Когда любовь есть к делу.
А любишь — всего добьешься. — И опять заулыбался: —
Помнишь, мама, кузнеца Вакулу? Как он в ночь под Рож
дество самого чорта перехитрил? А почему? Оксану свою
он крепко любил. И не стало для Вакулы ни страхов, ни
преград, Любовь, мама, сильней самой смерти. А если Ваку-
ла чорта обманул, неужели мы немцев и полицейских не
одурачим? Быть того не может!
Что я могла ему ответить?
В тот же вечер первые их листовки, эти первые ласточ
ки, разлетелись по городу. Их приклеивали в городском
парке на скамейках. Когда стемнело, приклеили и на двери
кинотеатра, в темноте зала бросали в народ. При выходе,
в тесноте, две листовки засунули даже в карманы поли
цейских.
С того вечера распространение листовок стало
—
92
—