169 / 200
назови фамилии. Ответишь правду — -подарки получишь и
сейчас же домой отпустим. Ну?
То, что произошло потом, я узнала из разговоров двух
полицейских — Шурки Давыденко и Митьки Бауткина, —
когда они сидели у нас в засаде поздно ночью.
Люся спокойно ответила, что к ее сестре никто не хо
дил и что никаких подарков ей не нужно.
— «Я, — говорит, — свою сестру люблю», и все тут, —
рассказывал Бауткин. — Стоит и смотрит прямо в глаза
Соликовскому. Как же, пионерка! Соликовский так и
опешил. Да и все мы ожидали, что девчонка со страху все
расскажет, расчет на нее особый был. Еще спрашивает, на
испуг берет — молчит. Тогда Соликовский показывает ей
на петлю, даже на шею ей накинул — молчит. Р-р-раз! —
и к потолку. Держит за веревку Соликовский; теперь-то
уж, мол, расскажет пионерка о своих. И ты знаешь: ни
звука. Глядим — задыхается. Вынули из петли, водой из
ведра окатили: говори! Суток пять в тюрьме продержали,
так ни с чем ее и выпустили...
Я невольно слушала рассказы палачей. Я хорошо знала
Люсю. Это была обыкновенная девочка — пионерка с крас
ным галстуком, каких сотни тысяч. Но когда и ей пришлось
постоять за дело Ленина—Сталина, не дрогнуло маленькое
мужественное сердце.
Как ни трудно мне было тогда, но, слушая рассказ
врагов о стойкости маленькой Люси-пионерки, я чувство
вала, как светлей становится на душе и как растет бод
рость и надежда. Не сломить немцу наших детей!
Так прошло десять дней. Я терпела. И все росла на
дежда. Я уже совсем решила, что Олег со своими друзьями
где-то далеко, и понемногу начинала успокаиваться. Но это
был только временный отдых. Беда не отходила от нас, она
лишь выжидала своего часа.
Одиннадцатого января утром пришла полиция за моим
—
165
—