Холтобина А.Д. Черноземье мое несравненное

Александра Лаухина-Холтобина

на праздниках собиралась сельская молодежь, а на Пасху прово-

дили разные игры и конкурсы; баловались с крашеными яичка-

ми, соревновались в их крепости. Гармонисты и балалаечники

развлекали народ своей немудреной музыкой.

Недаром в конце жизни мама говорила: "Мне умирать не

страшно. Ничего хорошего, что я так любила, здесь не осталось.

Бывало, в праздник у нас на бугре собиралось столько народу.

Столько было веселья!".

Точно так же думала и моя бабушка Поля, с повествования о

которой начинался мой рассказ, которая похоронена в Алчевске

у сыновей.

Кстати, я вспомнила мое последнее расставание с ней. Нака-

нуне отъезда к сыновьям я весь день пробыла в ее доме. Бабушка

готовилась в дорогу, зашивая мешочки с барахлом. Приходили

подружки прощаться. Но я запомнила лишь одну. Ее все звали Га-

врилихой. Она подарила бабе Поле на память цветную кофточку,

побыла немного, поцеловала и пошла за водой в Усатов колодец.

Когда я выросла, то узнала, что ее зовут Ефросинья Гавриловна

Суляева.

Вот на какую сложную тему навел меня заурядный тряпичник

- из начала прошлого века, память о чем, возможно, давно испа-

рилась у людей.

Я думаю, что утеря памяти об этом маленьком, казалось бы,

эпизоде, ущемила бы историю нашего большого села Становое.

А у автора этого рассказа вызывает грусть и слезы умиления. Как

это все важно и трогательно. Родина есть Родина!

КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ

Моему крестному отцу сейчас исполнилось бы сто лет, потому

что он был ровесником моего родного папы. Звали его Николаем

Григорьевичем Григоровым. В детстве мне довелось видеть его

всего несколько раз. В каждый свой приезд на родину он не за-

бывал посетить наш дом, своих друзей ушедшей юности уже с

шестью детьми и свою крестницу Шурочку. Несмотря на то, что

он жил в числе "понаехавших" в Москву, крестный выглядел

обеспеченным человеком. Но почему-то ни разу ему не при-

шлось привезти мне гостинцев, как другие "понаехавшие" тогда

"москвичи".

Кстати сказать, "москвич", папин дядя Андрей, всегда приез-

жал с подарками и гостинцами. У них с тетей Дуняшей было чет-

веро детей: Дуня, старшая; мой ровесник Николай, кажется, Ва-

лентин и один сын погибший. Они привозили нам поношенные

детские вещи, и даже когда я подросла. У нас первых на окнах ви-

сели тюлевые занавески из неновых, даже стареньких московских.

Туфли со сломанными каблуками, починенными после отцом.

А мой крестный всегда сулил при встрече: "В следующий раз

привезу Шурочке платье", - которого я так и не дождалась.

Но напишу об одной из таких запомнившихся встреч. Между

нашим домом и ближайшими соседями папа вырыл глубокий

длинный ров, чтобы чужая скотина, особенно коровы, не заходи-

ли на наш огород. А на верху образовалась земляная насыпь, в

которуюпапа втыкал только что срезанные лозиновые колышки,

которые должны были со временем вырасти и стать зеленой из-

городью, а саженцев было еще очень много. Я же подносила из

пруда воду по полведра, чтоб залить воду в ямку.

В очередной раз я увидела рядом с папой высокого красивого

мужчину городского типа. Не иначе, как гости. Потом, узнав в

нем крестного, я почему-то постеснялась поздороваться. Папа

пожурил меня за это, а крестный похвалил за помощь папе. С

этого инцидента я запомнила своего отца живым. И помню до

сих пор. Будучи ребенком, я не могла сосредоточиться на по-

дробностях его облика, помню лишь, как он смотрел на меня

вместе с крестным и тоже стал хвалить. Мол, помогает, а не по-

здоровалась - невеста. Такая отцовская похвала меня смутила.