Холтобина А.Д. Черноземье мое несравненное

Александра Лаухина-Холтобина

ощущала большого горя. Хорошо помню, как мама рассказы-

вала женщинам о своем непередаваемом испуге. Когда она по-

няла, что мы горим, то сразу побежала к клети, где спал ее

трехмесячный сын. На полог люльки тогда уже сыпались ог-

ненные искры, но ребенок не пострадал.

Еще помню, как я всем говорила, что больше всего жалею о

дворике с навесом, где проходили наши детские игры. Потом,

когда утихла суматоха, я все смотрела на вещи, вынесенные из

дому. Больше всего меня привлекала трехлитровая бутыль с

вишневым вареньем. В те годы мы его досыта еще не ели. Но

я не просила его у мамы и сейчас, лишь пристально глядела на

бутыль. Но и не горевала, что мы остались без ночлега.

Народ долго не расходился, все о чем-то громко говорили,

спорили. Иногда слушать было очень интересно. Из этих рас-

сказов я узнала, что, накалившись добела, большими кусками

слетала сверху железная крыша, когда рухнули державшие ее

стропила. Люди волновались за голубей, которые всей стаей

улетели раньше.

Забыла сказать, что папа наш был пчеловод и голубятник. Его

сизари водились под крышей. Иногда маленьких он забирал в

дом и размещал под русской печкой. Запомнилась такая картина:

молодой голубенок вылез из-под печки, папа взял его на руку, а

другой рукой вытащил из кармана голубку, и она у папы на руках

стала кормить младенца содержимым своего желудка прямо из

клюва в клюв.

Не знаю, где ночевала семья в эту бездомную ночь. Хорошо,

что рядом с нами стоял кирпичный недостроенный дом. Дом

Маланьи. Помню только, что после пожара мама сразу перенесла

туда люльку и повесила на мощный крюк, который при стройке

каждого дома предусматривался специально для будущих мла-

денцев.

Отец наш, Лаухин Дмитрий Николаевич, был мастер на все

руки. Он выкупил этот недостроенный дом, где имелись только

кирпичные стены, сделаны окна и крыша под железо, и оборудо-

вал его до конца, т.е. сделал полы, потолки, подоконники, чула-

ны и т.д.

Еще запомнилась такая история. Открывается неожиданно

дверь и входит папочка с ремнем в руках, и стал им лупить наших

поджигателей. Алеша со Славкой забились под кровать, но он и

там доставал ребят. Они не просто плакали, а кричали криком.

Мне было их очень жалко, и я сама чуть не плакала. Но, возмож-

но, он просто демонстрировал свою жестокость, так сказать, для

острастки. Помнится, они скоро забыли о наказании. Ведь одно-

му - три, а другому - четыре. Ну что с них возьмешь?

Все постепенно забылось. Но один трогательный момент по-

мнится до сих пор: через некоторое время прилетал турман,

предводитель голубиной стаи, наверно, вспомнил свое прежнее

жилье. Походил, полетал по пепелищу и улетел навсегда. Узнать

бы, что эта умная птица про себя думала.

Это было время, когда многие селяне бросали свои дома и уез-

жали в поисках лучшей доли. В доме Маланьи, уехавшей в Мос-

кву, мои родители и шестеро детей так и прожили всю жизнь. Ко

мне и Славику с Николаем прибавились еще Алексей, Валенти-

на и Виталик. На этот раз нам, пожалуй, повезло. Перешли, мож-

но сказать, из дома в дом. Усадьба наша удвоилась, так как огород

Маланьи механически перешел к нам.

Сейчас, когда я пишу эту "вспоминалку", дом моей мамули

Настасьи Игнатьевны принадлежит уже другим людям. К тому

же он видоизменен, хотя и узнаваем. В июле 2007 года я побыва-

ла в этом дорогом мне уголке. Домик под самым прудом. Утопа-

ет в зелени и тишине. Вдоль улицы 9 Мая, бывшей "Кочетовки",

проложен асфальт. Очень красиво, чисто, тихо - и все это теперь

не мое. Из нашей большой семьи осталось лишь двое. Я в Курске,

а Алексей - в Самаре. Как много было всего, как мало осталось.

Такова она - жизнь!