176 / 200
ные, властные. Мы махнули рукой на все. На счету была
каждая секунда.
Перед уходом из квартиры Олег вынул из кармана три
стихотворения и протянул их мне.
— Мама, — сказал он, грустно улыбаясь, — вот эти
два тебе на память, а это передай Нине Иванцовой. Хо
рошо?
Никогда не забыть мне, как мой сын тогда взглянул на
меня! Нет, я не могу описать все то, что поднялось в моей
душе...
Куда провожала я сына? Может, в последний путь?
Какая судьба ждет его? Кто пригреет моего мальчика, кто
залечит его отмороженные ноги? Найдется ли добрая душа,
которая спрячет его от врага?
Почуяло ли мое сердце, что в последний р а з . я иду
рядом с сыном, в последний раз слышу его голос, но я бес
помощно заплакала:
— Олежек мой, болит мое сердце! Увидимся ли мы
когда-нибудь с тобой?
— Увидимся, мама, •— старался он утешить меня. — Ты
только так и думай! Хорошо, мамочка?
Он обнял меня, поцеловал, посмотрел мне в глаза. На
хмурился, сдерживая волнение:
— Мамочка, дай мне слово, что ты будешь беречь себя,
прятаться от полиции, пока наши придут. Хорошо? А если
со мной что-нибудь случится, мамочка, родненькая, не
плачь! Не плачь, мама! Чего плакать? Я не упаду перед вра
гом на колени. Больше, чем жизнь, я люблю отчизну, и
всех вас, и тебя, моя родная. А если придется умереть,
что ж... свой долг я выполнил. Как мог, так и боролся.
А останусь жив — ну, держись тогда, немец!
Мы дошли до села Таловое.
Солнце уже совсем зашло, когда мы, пользуясь вечер
ними сумерками, сняли в коридоре у Анны Акименко с
172
-