48
1 гирц
Девять дней проревкомил. А на десятый приехал из
уезда какой-то инструктор и заявил:
— Вы что тут всякого барахла понаписали (и прямо
пальцем): Вон этот старик уже три года, как на том свете
в дезертирах числится, а вы его в партию...
И с нежностью:
— А ты, милый старичок, сматывай удочки и холод
ком отсюда... Холодком... Раскрыл было рот Август Авгу
стович, хотел что—то сказать и ничего не сказал,—слюну
только пожевал.
А инструктор не говорит, а гвозди забивает:
— Вы знаете что такоелартийный человек?--Это не
сокрушимая стена, это человек, который за партию в огонь
и в воду, и под расстрел, и чорту в зубы. Вы, вот, поза-
писались, а завтра на фронт... Пойдете? А не пойдете—
значит шкурники, из за пшеничной муки "понаписались
значит...
Долго говорил инструктор. Из сорока семи кандида
тов на третий день только пять осталось.
Лоскут 11-й. Мытарство последующее.
Не жалел»долго Август Августович о хорошей идее—
все равны.
Рассудил по другому. Гибко мыслил.
— Равны-то равны, да лучше не ехать на фронт, лучше
сидеть статистиком и пожевывать овсянку, а лба за это
самое „равны1 не подставлять.
Одобрила новые выводы Душечка. Одобрил их и
июль 19-го года.
Коршуньем поналетели пестрые корниловцы и всякие
марковцы. Лица азартные, зрачки жрачками, ищут святы
ню,—собственность.
— Где тут те, которые ругали бога и святу церковь?
Указывайта на коммунию, мы с ней живо, а не то и вам
по двадцать пять!..
Всех показали, без шомполов-бы показали, девяти-
дневнички все были.
Лоскут 12-й. Вынужденный визит.
У поручика лицо безусое, девичье, прическа бабочкой,
бриджи широченые. Весь нежный, вылощенный. Сидит он,
чванно развалившись в кресле, в гостинной отца Ильи,
рядом с угодливым Ильей, и, нарочито картавеньким, те
норком приказывает:
— Пгашю впыскать па аднаму.
Не вошел, а медведем на задних лапах ввалился Ав
густ Августович.
Губы выкроили приятную улыбочку, глаза приветцем
засверкали. Заметил поручик—обиделся:
— Я Вас невгости звал, не забывайте...
— Именно...
/
Одобрительно кивнул отец Илья.