272 / 734
535
СОЧИНЕНО! В. Г. ВМШСКАГО.
536
въ которой мы причисляемъ и все поэмы,
после его смерти напечатанный. Въ следую
щей статье мы разсмотримъ «Цыганъ»,
«Полтаву», «Евгенш Онегина» и «Графа
Нулина», а эту статью заключимъ взглядомъ
на «Братьевъ-Разбойниковъ». маленькую по-
эмку, которую по многимъ отношеншмъ счи-
таемъ престраннымъ явлешемъ.
На первомъ изданш «Цыганъ», вышед-
шемъ въ 1827 году, выставлено въ заглавш:
«писано въ 1824 году»; то же самое выста
влено и въ заглавш вышедшихъ въ 1827
же году «Братьевъ-Разбойниковъ», которые
первоначально были напечатаны въ одномъ
альманахе 1825 года. Стало быть, обе эти
поэмы написаны Пушкинымъ въ одинъ годъ.
Это странно, потому что ихъ разделяетъ не
измеримое пространство: «Цыгане» — про
изведете великаго поэта, а «Братья-Разбой
ники»—не более, какъ ученичесшй опытъ.
Въ нихъ все ложно, все натянуто, все ме
лодрама, и ни въ чемъ нГтъ истины, отчего
эта поэма очень удобна для пародй. Будь
она написана въ одно время съ «Русланомъ
и Людмилой»—она была бы удивительнымъ
фактомъ огромности таланта Пушкина, ибо
въ ней стихи бойки, резки и размашисты,
разсказъ живой и стремительный. Но какъ
произведете, современное «Цыганамъ», эта
поэма—неразгаданная вещь. Ея разбойники
очень похожи на Шиллеровыхъ удальцовъ
третьяго разряда изъ шайки Карла Моора,
хотя по внешности события и видно, что оно
могло случиться только въ Росши. Языкъ
разсказывающаго повесть своей жизни раз
бойника слипшомъ высокъ для мужика, а
понятш слишкомъ низки для человека изъ
образованна™ сосдовш; отсюда и выходитъ
декламащя, проговоренная звучными и силь
ными стихами. Грезы больного разбойника
и монологи, обращаемые имъ въ бреду къ
брату,—решительно мелодрама. Поэмка бед
на даже поэзшй, которой такъ богато все,
чт5 ни выходило изъ-подъ пера Пушкина,
даже «Русланъ и Людмила». Есть въ «Брать-
яхъ-Разбойникахъ» даже плохш стихи и про
заически обороты, какъ, напримеръ: «Межъ
ними зрится и б е г л е ц ъ » , «Насъ д р у г ъ
ко д р у г у приковали».
УН.
Поэмы: «Цыгане», «Полтава», «ГраФЪ
Нулинъ».
«Цыгане» были приняты съ общими по
хвалами, но въ этихъ похвалахъ было что-
то робкое, нерешительное. Бъ новой поэме
Пушкина подозревали что-то великое, но не
умели понять, въ чемъ оно заключалось, и,
какъ обыкновенно водится въ такихъ слу-
чаяхъ, расплывались въ восклицаншхъ и не
жалели знаковъ удивленш. Такъ поступили
журналисты; публика была Прямодушнее и
добросовестнее. Мы хорошо помнимъ это
время, помнимъ, какъ мнопе были непршт-
но разочарованы «Цыганами» и говорили,
что «Кавказсшй Пленники» и «Бахчисарай-
сшй Фонтанъ» гораздо выше новой поэмы.
Это значило, что поэтъ вдругъ переросъ свою
публику и одними орлиными взмахомъ очу
тился на высоте, недоступной для большин
ства. Въ то время, какъ они уже сами без-
пощадно смеялся надъ первыми своими по
эмами, его добродушные поклонники еще бре
дили пленникомъ, черкешенкой, Заремой,
Маршй, Гиреемъ, братьями-разбойниками, и
только по какой-то робости похваливали
«Цыгань», или боясь скомпрометировать
себя, какъ образованныхъ судей изящнаго,
или детски восхищаясь песнью Земфиры и
сценой убйства. Явный знаки, что Пушкияъ
уже перестали быть выразителемъ нравствен
ной настроенности современна™ ему обще
ства, и что отселе они явился уже воспита-
телемъ будущихъ поколешй. Но поколенш
в о зн и к а т ь и образуются не днями, а года
ми, и потому Пушкину не суждено было до
ждаться воспитанныхъ его духомъ поколе
шй —своихъ истинныхъ судей. «Цыгане»
произвели какое-то колебаше въ быстро-воз-
раставшей до того времени славе Пушкина;
но после «Цыганъ» каждый новый успехъ
Пушкина были новымъ его падешемъ,—и
«Полтава», последыш и лучшш главы «Оне
гина», «Борисъ Годуновъ» были приняты
публикой холодно, а некоторыми журнали
стами съ ожесточешемъ и съ оскорбитель
ными криками безусловна™ неодобренш.
Перелистуйте журналы того времени и
прочтите, что писано было въ нихъ о *Цы-
ганахъ»: вы удивитесь, какъ можно было
такъ мало сказать о столь многомъ! Тутъ
найдете только о Байроне, о цыганскомъ
племени, о небезгрешности ремесла—водить
медведя, объ успешномъ развигш таланта
певца «Руслана и Людмилы», удивлеше къ
действительно удивительнымъ частностямъ
поэмы, нападки на будто бы гречесшй стихъ:
«И отъ судебъ защиты нетъ», осуждеше
будто бы вялаго стиха: «И съ камня на
траву свалился»—и многое въ этомъ роде;
но ни слова, ни намека на идею поэмы.
А между темъ поэма заключаетъ въ себе
глубокую идею, которая большинствомъ бы
ла совсемъ не понята, а немногими людьми,
радушно приветствовавшими поэму, была
понята ложно,—что особенно и расположило
ихъ въ пользу новаго произведены! Пушки
на. И последнее очень естественно: изъ все
го хода поэмы видно, что самъ Пушкинъ ду-
малъ сказать не то, что сказалъ въ самомъ
деле. Это особенно доказывает^ что непо-