182 / 186
и его ожидали уже грооъ, могила, и начиналось разложены... Еще немного, и та лее участь постпг-
петъ и меня; умерщвленный Линией, я умираю прежде времени, и мои останки 'будучи преданы
земле. Вонь участь, ожидающая великаго Наполеона. Какая пропасть отделяет:. мое бедственное
положены отъ вечиаго господства Христа, котораго повсюду въ
Miprb
проповедуютъ, любятъ, на
котораго молятся, и который живетъ до сихъ поръ. Его смерть— разве это значить умереть?! Не
значить ли это, иапротивъ,—лшть вечно?“
Какъ оригинальны и глубоки эти слова.
Наполеону не пришлось увековечить память своихъ сподвижниковъ, а Имнераторъ Александръ
приказалъ похоронить кн. Кутузова въ Казанскомъ соборе и заказалъ, какъ сказано въ журнале
„Славянииъ“, скульптору Деннекеру статуи для памятниковъ Барклая и Кутузова; былъ ташке
проектъ поставить памятникъ гр. Беннигсену близъ того лее Казанскаго собора, въ садике, гд;Ь
помещается павильонъ фотографа Левицкаго. Рисунокъ этого памятника помещенъ во П-мъ томе
нашего описаны 200-леты С.-Петербурга, подъ назваными: „Невскш проспектъ“.
Александръ еще при своей жизни, рескриптомъ, найденнымъ одними гласнымъ Москов
ской думы, повелелъ поставить князю Кутузову памятникъ въ Москве, чего не сделано до
сихъ поръ, хотя гор. Юрьевъ (Дерптъ) давнымъ-давно ..увековечили Барклая огромнымъ бюстомъ.
По возврат,eiiin Императора Александра после взяты Парижа, въ Pocciio, Синодъ, Госуд. Советь
и Сенатъ просили Государя принять имя
Блаюсловвинаго
и разрешить поставить ему монументъ.
Александръ ответилъ решительиымъ отказомъ. Проектъ монумента, въ виде колонны, составленный
московскими архитекторомъ Казаковыми, приложенъ въ первой книге „Архива юридическихъ
наукъ“, издававшагосл Н. В. Калачевыми.
Поэтъ Жуковский, бывший на открытш памятника Императору Александру I — Александров
ской колонны въ Петербурге, писали: „Возобновились времена минувшш: Бородино, роковая слава
Москвы, всенародный Лейпцигский бой, Парили., Наполеоновъ гробъ, охваченный океаномъ... все,
все говорило объ иемъ, а его самого тутъ не было, и cíe отсутствы погружало душу въ какую-то
невыразимую задумчивость; она какъ будто чувствовала, что близко то место, место уединенное, место
покоя, безмолвш и мрака, где царь великий спитъ во гробе, и невольно перелетала она въ тотъ
далекий, столь прежде незнаменитый уголокъ Pocciii (Таганрогъ), где такъ смиренно, такъ въ сто
роне отъ веякаго блеска царской славы, на рукахъ одной сокрушенной супруги, закрыли они глаза
и откуда совершили последний свой путь чрезъ Pocciio, затворенный въ гробе и безответный на
призывающий его голоси народа. Какъ поразительна была въ эту минуту сы противопололшость
лштейскаго величы, пышпаго, но скоропроходящаго, съ величымъ смерти, мрачными, но неизмен
ными; и сколь красноречивъ былъ въ виду того и другого сей ангелъ, который, непричастно всему,
, что окружало его, стояли между землею и небомъ, принадлежа одной своими монументальными
гранитомъ, изображающими то, чего уже нети, а другому лучезарными своими крестомъ, символомъ
того, что всегда и навеки“.
132