37 / 200
— Ну, слушай! Маленькой я скорей была похожа на
сорванца-мальчишку, чем на девочку. Ничего не боялась.
Мне хотелось самой до всего дотронуться, все узнать, сде
лать то, что нелегко: поглубже в лес забраться, залезть на
самую верхушку дерева...
Вот как-то раз ношусь я с криком по улице и вижу:
на бугре пасутся лошади. И сразу один конь мне больше
всех понравился: гнедой, хвост белый. Подбежала к нему,
развязала ему путы на передних ногах. Можно садиться.
Но как? До спины коня даже рукой не достать. Нарвала я
травы, подманила ею коня к заборчику, сама — на забор,
с забора — на коня. Готово! Из пут я сделала уздечку, уда
рила босыми ногами по бокам коня, как шпорами. Наверное,
и конь был такой же сорванец, как я. Помчались мы с
ним в степь, только ветер в ушах засвистел! Хорошо!
Земля убегает из-под ног, ветер бьет в лицо, дорога
свободна...
Ну и поносил же меня конь по степи — сам устал!
Сбросил меня со спины, как мешок, — и в стадо. А я как
свалилась с него, так и встать не могу. Хорошо еще, что не
попала под копыта. Папа очень рассердился: конь-то ока
зался с норовом. И запретил мне папа раз и навсегда
кататься на конях.
— Не послушаешься, — говорит, — целое лето в ком
нате просидишь.
Я послушалась. Но только раз вижу — ходит по двору
здоровенный такой кабан.
Подошла я тихонько к кабану. Почесала у него за ухом,
а потом, когда он расчувствовался, я — прыг к нему на
спину и вцепилась в щетину. Кабан сначала ничего не
понял, а потом сам испугался, захрюкал, да как давай меня
носить да мотать по двору, только в глазах у меня замель
кало! Все было бы ничего, да вижу — несет меня кабан к
крыльцу, а на крыльце лапа сидит...
3 Нозесть о сыне
33 —