29 / 76
т
1 гору
25
Булавин Михаил.
—
.................Г О Л О Д .
Вечер незаметно подкрался к Илыошкиному двору,
черной кошкой мелькнул за окном, ворвался в комнату и
проглотил последний остаток света.
— Страница 69-я,—запомнил Илья и закрыл книгу. По
стеклам окон и по крыше монотонно шлепал дождь и круп
ные капли скатывались струйками по стеклу.
Ильюшка Вирин сейчас только заметил необыкновен
ную теплоту одной ноги, на которой лежала собока. Почуяв,
что хозяин окончил дело она ласково завиляла хвостом,
мерно постукивая им по полу. Ильюшка взял со стола
кусок хлеба и бросил его собаке и та понюхала, лизнула
теплым шершавым языком Ильюшкину руку и оставила
хлеб нетронутым.
Ильюшка вспомнил 1921 год и невольная дрож пробе-
жала.по его телу. Невидимая рука открыла перед ним книгу,
знакомую ему страницу неповторимого ужаса.
Это было так давно, будто сто лет с тех пор .пошло и
в тоже время так свежо в памяти как будто было только
вчера. Тогда так же как и сейчас земля купалась в лужах
грязи, только ветер издеваясь, то свистал по бандистки, то
вдруг смолкал и хныкал сплакивая мертвую, не родившую
хлеба землю.
Медленно двигался Илыошка из командировки в полк,
поезд тянулся глистою, весь избитый, дрожал скрипя и
жаловался на свои избитые чугунные ноги. Пронзитель
ным визгом кричали буксы и поезд останавливался на
каждом посту, каждом под'еме- Какой-то человек ползал
около вагонов, сопел, ругался, щупал буксу и каплей нефти
затыкал ее голодную глотку.
— Ишь ты проклятая, тварь неуемная!
Человек махал рукой, хрипел „Готово1, поезд судоржно
дергался и вагоны тоскливо скрипя, считали рельсы, а
через две версты вновь пищала она голодная и даже вспы
хивала огнем.
Проехав за сутки, около ста верст Вирин приехал
в Воронеж.
Сонный, серый и грязный вокзал, дырявые потные стек
ла, почерневшие и из'еденные плесенью стены растреливали
душу. Теплый, вонючий пар и дым растилаясь над полом
противно щекотали нос. В полумраке на полу валялись лю
ди, корчились в углах на мокром заплеванном полу, дрожа
ли кутаясь в полуистлевший хлам, крючками сухих пальцев
распахивали из'еденное вшами тело.
Илья устал и присел на полу. Ныли ноги, а живот не
переставая хныкать просил хлеба. Он тихонько снял ве
щевой мешок в котором было фунта два черного как чер
нозем хлеба, украдкой засовывал руку, разламывал его,
сжимал и мял в; руке боясь разсыпать, а потом пихал в рот.
Кислота и черствость хлеба царапали и обжигали рот, вы
зывали сильную слюну и слезы, но Ильюшка давясь, же-