117 / 186
ствовавнйе генералы, сделали мне знакъ рукою, что у него волосы становятся дыбомъ при мысли,
что Москву р'Ьшаютъ сдать. Прочю изъ названныхъ мною генераловъ также высказали мне свое
огорчеше по этому поводу. Мнете генерала Барклая о необходимости далыгЬйшаго отступленш раз
деляли геыералъ Раевскш и графъ Остерманъ; последний высказали, между прочими, мысль, что можно
было бы защищать Москву, „если бы генералп Беннигсени моги гарантировать нами победу нади
непрштелешп“. Я отвечали, что это было бы слишкомн много требовать оти человека, и что мы
должны скорее возлагать надежду на храбрость и опытность нашихп генералови. Князь Кутузове
решили, наконецп, вопроси своею властью, высказави свое твердое желагпе отступать. Когда я
увидели, что решете сдать Москву бези боя было принято до военнаго совета, что мненш, выска-
заиныя генералами, не заносились даже ви нротоколи, и что на советп не были приглашени москов
ски! генерали-губернаторп графи Ростопчини, тогда каки его уверяли еще ви тоти день утроми,
что столицу будути защищать до последней крайности (при свидаши Кутузова съ Ростопчиными
Французы подъ Можайекомъ.
ви деревне Мальсоиова, ви 25-ти верстахи оти Москвы), то я решили уехать изи совета. ПрЯхави
домой, я записали прежде всего то, что было решено на совете. Его Высочество герцоги Виртембергсюй
отправился по окончаши совета кп князю Кутузову, чтобы высказать ему свой взгляди относи
тельно сдачи Москвы и возможности оборонять столицу. Я были приглашени присутствовать на
этомп советцанш и поехали туда, но все осталось попрежнему“.
Словоми, Москву не только оставили бези боя, а просто бросили, таки каки известно, что
москвичи не успели вывезти ни своихп сокровищп, ни церковной утвари, ни домашней обстановки,
ни товаровп, ни хлеба. Даже арсенали оказался невывезеннымп.
Все это произошло оти несогласья Кутузова си Ростопчиными. Оба умные, они не нашли
ничего лучшаго, каки пикироваться и не доверять други другу ви то время, когда городи ждали
оти нихп защиты, или откровеннаго совета выезжать. Кутузови, который, по словами Репнина, „досту-
иоип были всякому, но котораго сердце недоступно никому“—конечно, много, не менее Ростопчина,
выстрадали между Бородиными и Москвою, и если решили сдать столицу непрштелю, то потому,
что другого исхода ему не представлялось. Если Кутузови поступили недоверчиво и лукаво си
Ростопчиными, то и последний слишкомн надменно требовали „обпяспенш“ оти „старой кривой
бабы“, каки они называли Кутузова.
85