фронта около своих братьев, а этого я бы очень
хотела.
Мамочка, мы здесь живём оторванные от
мира, ничего не знаем, ничего не слышим. Хотя
бы вы что-нибудь написали — хочется знать,
когда нас освободят от этой кабалы.
Мамочка, вы пишете, что послали маленькую
посылку. Но я не получила. Мамочка милая, не
нужно мне посылать, я знаю, что вам самим не
чего кушать и носить, а я на всё махнула рукой,
хожу разутая, раздетая, голодная, ладно, лишь
бы добраться домой.
Мамочка и дядя Шура, вы не сможете по
нять нашу жизнь, если бы увидели, поняли. Тя
жело быть в угнетении, но вы не подумайте, что
я изменилась, нет, я не могу покоряться этим
негодяям. Здесь, как не подчинишься, вызы
вают в полицию. В общем, мамочка, я не могу
писать, когда приеду, всё' расскажу, что мы с
Клавкой выделывали, несмотря на полицию. А
пока до свидания, дорогие. Прошу вас, мамочка,
живите дружно с дядей Шурой и ждите Таньку.
Ваша Таня».
Я читаю и перечитываю эти наивные полудет
ские письма. Какая сила духа! Две девушки, по
чти девочки, попали в неволю. Ими помыкают
злые немки. Но девушки не сдаются. Что их
подкрепляет? Верность. Прекрасные слёзы про^
лила втихомолку Клава над старыми гетрами,
присланными из родного Курска. Она вспомнила
25
*;