Лифинский В. М. Музыкальные вечера в ДАХАУ

8 4 «Ауфштейн!» (Встать, смирно!) Один из гестаповцев на каж - дого из нас в отдельности поочередно указывал пальцем, а заключенный должен был ответить, кто он, за что сидит. Фамилии их не интересовали. Каждый стоящий в строю отвечал: политрук, комиссар, еврей — никто этого уже не скрывал. Вели себя с достоинством. Когда заключенные на- зывали себя, гестаповцы, присутствующие при этом, води- ли у себя пальцем по горлу и говорили: «Капут!» Обратно уже никто не возвращался — всех расстреливали. ...Мы находились в таком состоянии, что мыться само- стоятельно не могли. Нас мыли и терли щетками люди в полосатых костюмах — кто они, мы пока не знали. Когда нас вымыли, всем выдали белье: полосатые брюки и курт - ки, а также деревянные колодки. После того как все оде - лись, нам приказали построиться. Какой-то лагерник в по - лосатом костюме на чистом русском языке объявил: «Вы знаете, куда вы попали? Это один из самых известных в Германии концлагерей — Дахау». И вкратце он объяснил нам, какой существует в лагере порядок. Беспреко с ловное подчинение и исполнение всех указаний любого заключен - ного, поставленного над нами старшим, за малейшее непо - виновение — смерть и крематорий. На следующий день поступил приказ всех переписать, а списки передать кому положено. И переводчики приступи- ли к составлению списков. Переводчики хотели нам помочь и решили не записывать нас политруками и комиссарами. Вместо званий политрук или старший политрук записыва - ли — лейтенант, старший лейтенант. Были среди нас один батальонный комиссар и один полковой комиссар. Обоих записать офицерскими званиями побоялись, так как эсэ - совцы и руководство конц лагеря могли узнать — это бы - ло очень рискованно. Самое активное участие принимал в этом переводчик, немец-коммунист. Он говорил, что ему все равно не выйти живым отсюда, и всем военнопленным при - писывал воинские звания — лейтенант, старший лейте - нант; все он взял на себя. Мне, говорил, терять нечего. Та - ким образом полкового комиссара записали полковником. В списках оставили нетронутым звание только одного ба - тальонного комиссара, а меня записали как «гальб юдэ» — «полуеврей». После того как в лагере стало известно, что среди русских военнопленных офицеров есть один комиссар и один «гальб юдэ», каждый день к нам приходили эсэсовцы — рядовые,