132 охотнейше подчинялись ему!) был истинный русский интеллигент Платон Карпич. Фамилии этого воистину великого человека я не помню (да и никто никогда не называл его по фамилии), также ничего я не знаю и о его происхождении. Могу лишь предположить, что он, подобно всем «народникам», получил перед Первой мировой войной образование фельдшера и «ушел в народ», т.е. в нашу Сухиновку. Где выпало ему поселиться в половине большого кирпичного дома, земством воздвигнутого, а вторая половина этого весьма значительного по нашим сельским представлениям здания служила ему, как это у нас называлось, «хвельшерским пунхтом». И ни революция, ни гражданская война ничего не изменили в его жизни. Хотя на моей памяти он уже жил один-одинешенек и выглядел смирненько доживающим свой век старичком. А близко я с ним познакомился после средины 50-х годов. И случилось это после того, как я однажды уселся к брату на багажник велосипеда, а брат велосипед разогнал, и я, удерживаясь на ухабах, нечаянно попал ногой в колесо. В результате Платон Карпич – в своем старинном полотняном костюме и в галстуке конца века девятнадцатого – принял меня из рук моей матери с надрезанной спицами пяткой. Поскольку спицы у велосипеда были ржавыми, Платон Карпич три дня и три ночи не отходил от меня, в его просторной кровати утонувшего, стерег от «антонового огня». Из лекарств же я помню только самогон-первач, настоянный на березовых бруньках, которым рана моя обильнейше промывалась. Видимо, в лечении применялось также и что-то более медицинское, но в памяти у меня остались только эти очень уж жгучие бруньки. А вернул меня Платон Карпич моей матери воистину по-цезаревски: «Вручаю! Бери! Храни!». И на всю свою жизнь запомнились ей эти три слова по случаю моего спасения от «антонового огня» выстроившимися в торжественнейшую шеренгу. Однако Платон Карпич покорил сердца всех наших селян не столько даром целителя, сколько «ко всем великой приязнью и мудростью своего рассудка». Уж если он шел по улице, то мужчины, в случайном кружке своем гомонящие, сразу же выпрямлялись, как струны, а женщины глядели на него с чистосердечнейшим восхищением. То есть в своем непремен-
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=