297 / 734
•585
I. КРИТИЧЕСКИ! СТАТЬИ.
586
гда описываетъ совершенно стороншй мщъ,
но глядитъ на него глазами своей нащо-
нальной стихш, глазами всего народа, ко
гда чувствуетъ и говорить такъ, что сооте
чественниками его кажется, будто это чув-
ствуютъ и говорить они сами.» Разгадать тайну
народной психеи—для поэта значить уметь
равно быть верными действительности при
изображенш и низшихъ, и среднихъ, и выс-
шихъ сословй. Кто умйетъ схватывать рез
ню оттенки только грубой простонародной
жизни, не умйя схватывать болйе тонкихъ и
сложныхъ оттйнковъ образованной жизни,—
тотъ никогда не будетъ великимъ поэтомъ,
и еще менйе имйетъ право на громкое титло
нацюнальнаго поэта. Велитй нащональный
поэтъ равно умйетъ заставить говорить и ба
рина, и мужика ихъ языкомъ. И если про
изведете, котораго содержаню взято изъ
жизни образованныхъ еословШ, не заслужи
ваете назвашя нацюнальнаго,—значить, оно
ничего не стоить и въ художеетвенномъ от-
ношенш, потому что неверно духу изобра
жаемой имъ действительности. Поэтому не
только т а т я произведены, какъ «Горе отъ
Ума» и «Мертвыя Души», но и татя , какъ
«Герой нашего времени», суть столько же
нацюнальяыя, сколько превосходный поэти-
чесшя созданы.
И первыми такими нацюнально-художе-
ственнымъ произведетемъ быль «Евгетй
ОнГгинъ» Пушкина. Въ этой решимости мо
лодого поэта представить нравственную фи-
зюномш наиболъе оевропеившагося въ Рое-
<аи сословы нельзя не видеть доказательства,
что онъ быль и глубоко сознавали себя на-
цюнальнымъ поэтомъ. Они поняли, что время
эпическихъ поэмъ давнымъ давно прошло, и
что для изображенш современнаго общества,
въ которомъ проза жизни такъ глубоко про
никла самую поэзш жизни, нуженъ романъ,
а не эпическая поэма. Онъ взялъ эту жизнь,
какъ она есть, не отвлекая отъ нея только
однихъ поэтическихъ ея мгновешй; взялъ
ее со всеми холодомъ, со всей ея прозой и
пошлостью. И такая смелость была бы менее
удивительной, если бы романъ затйянъ были
въ прозй; но писать подобный романъ въ
стихахъ въ такое время, когда на русскомъ
языке не было ни одного порядочнаго романа
и въ прозе,—такая смелость, оправданная
огромными успехомъ, была несомненными
свидегельствомъ гешальности поэта. Правда,
на русскомъ языке было одно прекрасное
(по своему времени) произведете, въ роде
повести въ стихахъ: мы говоримъ о «Модной
Жене» Дмитриева; но между ею и «Онеги
ными» нетъ ничего общаго уже потому толь
ко, что «Модную Жену» такъ же легко счесть
за вольный переводи или переделку съ фран-
цузекаго, какъ и за оригинально-русское про
изведете. Если изъ сочинетй Пушкина хоть
одно можетъ иметь что-нибудь общаго съ
прекрасной и остроумной сказкой Дмитрюва,
такъ это, какъ мы уже и заметили въ по
следней статье, «Графъ Нулинъ»; но и тутъ
сходство заключается совсёмъ не въ поэти-
ческомъ достоинстве обоихъ произведен^.
Форма романовъ въ роде «Онегина» создана
Байрономъ; по крайней мйрй манера раз-
сказа, смесь прозы и поэзш въ изображаемой
действительности, отступлешя, обращены
поэта къ самому себе и особенно это слиш-
комъ ощутительное присутствю лица поэта
въ созданномъ имъ произведены,—все это
есть дйло Байрона. Конечно, усвоить чужую
новую форму для собственнаго содержант
совсемъ не то, что самому изобрести ее,—
теми не менее при сравнены «Онегина»
Пушкина съ «Донъ-Жуаномъ», «Чайльдъ-
Гарольдомъ» и «Беппо» Байрона нельзя
найти ничего общаго, кроме формы и мане
ры. Не только содержите, но и духъ поэмъ
Байрона уничтожаетъ всякую возможность
существеннаго сходства между ними и «Оне
гиным» Пушкина: Байронъ писалъ о Евро
пе для Европы; этотъ субъективный духъ,
столь могучей и глуботй, эта личность, столь
колоссальная, гордая и непреклонная, стре
милась не столько къ изображенш современ
наго человечества, сколько къ суду надъ его
прошедшей и настоящей исторюй. Повторя-
емъ, тутъ нечего искать и тени какого-либо
сходства. Пушкинъ писалъ о Россы для Рос
сы, —и мы видимъ признаки его самобытнаго
и гетальнаго таланта въ томъ, что, верный
своей натуре, совершенно противоположной
натуре Байрона, и своему художническому
инстинкту,—онъ далеки были отъ того, чтобы
соблазниться создать что-нибудь въ Байро-
иовскомъ роде, пиша русстй романъ. Сделай
онъ это,—н толпа превознесла бы его выше
звездъ; слава мгновенная, но великая, была
бы наградой за его ложный to u r de force.
Но, повторяемъ, Пушкинъ, какъ поэтъ, былъ
слишкомъ велики для подобнаго шутовского
подвига, столь обольстительнаго для обыкно-
венныхъ талантовъ. Ояъ заботился не о томъ,
чтобъ походить на Байрона, а о томъ, чтобъ
быть самими собой и быть верными той дей
ствительности, до него еще непочатой и не
тронутой, которая просилась поди перо его.
И зато его «Онегинъ»—въ высшей степени
оригинальное и яацюнально-русское произве
дете. Вместе съ современными ему гешаль-
нымъ творешемъ Грибоедова —- «Горе отъ
Ума» *), стихотворный романъ Пушкина чо-
*) „Горе отъ Ума“ было написано Грибоедо
выми въ бытность его въ Тифлис'Ь, до 1823 года,
но написано
въ-чернп■
По возвращены въ Рос-
ciio, въ 1823 году, ГрибоЪдовъ подвергнулъ
свою комедш значительными исправленшмъ.