248 / 734
487
С0ЧИНЕН1Я В. Г. ВМИНСКАГО.
488
н а ц 1 0 н а л ь н ы й поэтъ — тотъ, котораго
знаготъ вей сколько-нибудь образованные
классы, какъ, напримйръ, нймцы знаютъ
Гёте 'и Шиллера. Нашъ народъ не знаетъ
ни одного своего поэта; онъ доетъ себй до-
селй «Не бйды то сиЬжки», не подозревая
даже того, что поетъ стихи, а не прозу...
Следовательно, съ этой стороны смйшно
было и говорить объ эпитет* «народный»
въ прямйненш къ Пушкину, или къ какому
бы то ни было поэту русскому. Слово «на-
щональный» еще обширнее въ своемъ зна-
ненш, чймъ «народный». Подъ «народомъ»
всегда разумйютъ массу народокаеелешя,
самый низппй и основный слой государства.
Подъ «нащей» разумЬютъ весь народъ, вей
сословш, отъ низшаго до высшаго, соста
вляющая государственное тйло. Нащональный
поэтъ выражаетъ въ своихъ твореншхъ и
основную, безразличную, неуловимую для
опредйлешя субсталщальную стихш, кото
рой представителемъ бываетъ масса народа,
и определенное значеше этой субстанщаль-
ной стихш, развившейся въ жизни образо-
ваннМшихъ сословШ нацш. Нащональный
поэтъ— великое дйло! Обращаясь къ Пуш
кину, мы скажемъ, по поводу вопроса о его
нацюнальности, что онъ не могъ не отразить
въ себй географически и физюлогически на
родной жизни, ибо былъ не только руссшй,
но при томъ руссюй, наделенный отъ при
роды геншльными силами; однако жъ въ томъ,
что называютъ народностью или нащональ-
ностью его поэзш, мы больше видимъ его
необыкновенно велиюй художничесюй тактъ.
Онъ въ высшей степени обладалъ этимъ
тактомъ действительности, который соста-
вляетъ одну изъ главныхъ сторонъ худож
ника. Прочтите его чудную драматическую
поэму «Русалка»: она вся насквозь проник
нута истинностью русской жизни; прочтите
его тоже чудную драматическую поэму « Ка
менный Гость»: она и по природе страны,
п по нравамъ своихъ героевъ такъ и ды-
гаитъ воздухомъ Испаши; прочтите его «Еги
петская ночи»: вы будете перенесены въ са
мое сердце жизни издыхающего древняго
м
1
ра... Такихъ примйровъ удивительной спо
собности Пушкина быть какъ у себя дома
во многихъ и самыхъ противоположныхъ
сферахъ жизни мы могли бы привести много,
но довольно и этихъ трехъ. И чтб же это
доказывает^ если не его художническую
многосторонность? Если онъ съ такой исти
ной рисовалъ природу и нравы даже ни
когда невиданныхъ имъ странъ. какъ же бы
его изображешя предметовъ русскихъ не от
личались верностью природй? Чд'объ изед*-
довать основательнее этотъ вопросъ, мы
ечитаемъ нужнымъ сделать довольно боль
шую выписку изъ статьи Гоголя «Несколько
-словъ о Пушкине».
„При имени Пушкина тотчасъ оеЪняетъ мысль
о русскомъ нащональиомъ поэте. Въ самомъ
деле, никто изъ поэтовъ нашихъ не выше его
и не можетъ более назваться нацюнальнымъ;:
это право решительно принадлежитъ ему. Въ
немъ, какъ будто въ лексиконе, заключилось
все богатство, сила и гибкость нашего языка.
Онъ более всЬхъ, онъ далее раздвинулъ ему гра
ницы и более показалъ все его пространство..
Пушкинъ есть явлеше чрезвычайное и, можетъ
быть, единственное явлеше русскаго духа: это
руссшй человЪкъ въ его развитш, въ каком,ъ
онъ, можетъ быть, явится чрезъ двести лЬтъ.
Въ немъ русская природа, русская душа, рус
сюй языкъ, руссюй характеръ отразились въ
такой лее чистоте, въ такой очищенной красоте»
въ какой отражается ландшафтъ на выпуклой
поверхности оптическаго стекла.
„Самая его жизнь— совершенно русская. Тотъ
же разгулъ и раздолье, къ которому иногда
позабывшись стремится руссюй и которое все
гда нравится свежей русской молодежи, отра
зились на его первобытныхъ годахъ ветуплешя
въ свЪтъ.— Судьба какъ нарочно забросила его
туда. где границы Россш: отличаются резкой,
величавой характерностью, где гладкая не
измеримость Росши перерывается подъ облач
ными горами и обвевается югомъ Исполин-
сгай, покрытый вечнымъ снегомъ, Кавказъ
среди знойныхъ долинъ доразилъ его; онъ,.
можно сказать, вызвалъ силу души его и разо-
рвалъ последшя цепи, который еще тяготели,
на свободныхъ мысляхъ. Его пленила'вольная
поэтическая жизнь дерзкнхъ горцевъ, ихъ схват
ки, ихъ быстрые, неотразимые набеги; и съ этихъ
поръ кисть его прюбрела тотъ широгай размахъ, ,
ту быстроту и смелость, которая такъ дивила и
поражала только что начинавшую читать Рое-
сш. Рисуетъ ли онъ боевую схватку чеченца съ
казакомъ— слогъ его молтя; онъ также блещетъ,
какъ сверкающш сабли, и летптъ быстрее са
мой битвы. Онъ одинъ только цевецъ Кавказа:
онъ влюбленъ въ него всей душой и чувства
ми; онъ проникнуть и напитанъ его чудными
окрестностями, южнымъ небомъ. долинами пре
красной Грузш и великолепными крымскими:
ночами и садами. Можетъ быть, оттого и въ сво
ихъ творешяхъ онъ жарче и пламеннее тамъ„
где душа его коснулась юга На иихъ онъ не
вольно означилъ всю силу свою, и оттого про
изведены его, напитанныя Кавказомъ, волей
черкесской жизни и ночами Крыма, имели чуд^
нухо магическую силу: имъ изумлялись даже
те, которые не имели столько вкуса и развитш
душевныхъ способностей, чтобы быть въ силахъ
понимать его. Смелое более всего доступно,
сильнее и просторнее раздвигаетъ душу, а осо
бливо юности, которая вся еще жаждетъ одного
необыкновеннаго. Ни одинъ поэтъ въ Росши не
имелъ такой завидной участи, какъ Пушкинъ.
Ничья слава не распространялась такъ быстро.
Все кстати и некстати считали обязанностью
проговорить, а иногда исковеркать каюе-нибудь
ярко сверкаюпце отрывки* его поэмъ. Его имя
уже имело въ себе что-то электрическое! и
стоило только кому-нибудь изъ досужихъ мара
телей выставить его на своемъ твореши, уже-
оно расходилось повсюду.
„Онъ при самомъ начале своемъ уже былъ на-
щоналенъ, потому что истинная нащональностъ
состоитъ не въ описанш сарафана, но въ самомъ
духе народа. Поэтъ даже можетъ быть и тогда
нащоналенъ, когда опиеываетъ совершенно сто-
роншй мщъ, но глядитъ на него глазами своей.