241 / 734
473
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
474
стенъ, мягокъ, какъ ропотъ волны, тягучи и
густъ, какъ смола, ярокъ, какъ молнш, про-
зраченъ и чистъ, какъ кристаллъ, душистъ
и благовоненъ, какъ весна, крЪпокъ и мо-
гучъ, какъ ударъ меча въ руке богатыря.
Въ немъ и обольстительная, невыразимая
прелесть и грацш, въ немъ ослепительный
блескъ и кроткая влажность, въ немъ все
богатство мелодш и гармони языка и риема;
въ немъ вся н^га, все упоеше творческой
мечты, поэтическаго выражения. Если бъ мы
хотели охарактеризовать стихъ Пушкина
однимъ словомъ, мы сказали бы, что это по
превосходству поэтичеешй, художественный,
артиста чесюй стихъ,—и этимъ разгадали бы
тайну паеоса всей поэзш Пушкина...
Питая Гомера, вы видите возможную пол
ноту художественнаго совершенства; но она'
не поглощаетъ всего вашего внимашя; не ей
исключительно удивляетесь вы: васъ более
всего поражаетъ и занимаетъ разлитое въ
поэзш Гомера древне-эллинское мфосозерца-
ше и самый этотъ древне-эллинешй мфъ. Вы
на Олимпе среди боговъ, вы въ битвахъ сре
ди героевъ; вы очарованы этой благородной
простотой, этой изящной патрщрхальностью
героическаго века народа, некогда предста-
влявшаго въ лице своемъ целое человече
ство; но поэтъ остается у васъ какъ бы въ
стороне, и его художество вамъ кажется
чемъ-то уже необходимо принадлежащими
къ поэме, и потому вамъ какъ будто не при
ходить въ голову остановиться на немъ и
подивиться ему. Въ Шекспире васъ тоже
останавливаетъ прежде всего не художники,
а глубошй сердцеведецъ, мфообъемлющШ со
зерцатель; художество же въ немъ какъ будто
признается вами безъ всякихъ словъ и объ
яснений. Такъ, разеуждая о великомъ мате
матике, указываюсь на его заслуги науке,
не говоря объ удивительной силе его способ
ности соображать и комбинировать до без-
конечности предметы. Въ поэзш Байрона
прежде всего обойметъ вашу душу ужасомъ
удивлешя колоссальная личность поэта, ти
таническая смелость и гордость его чувствъ
и мыслей. Въ поэзш Гёте передъ вами вы-
ступаетъ лоэтически-еозерцательный мысли
тель, могучШ царь и властелинъ внутренняго
апра души человека. Въ поэзш Шиллера вы
преклонитесь съ любовью и благоговешемъ
передъ трибуномъ человечества, провозвест-
никомъ гуманности, страстными поклонни-
комъ всего высокаго и нравственно-прекрас-
наго. Въ Пушкине, напротивъ, прежде всего
увидите художника, вооруженнаго всеми ча
рами поэзш, призваннаго для искусства, какъ
для искусства, иеподненнаго любви, интере
са. ко всему эстетически-прекрасному, любя-
Щаго все и потому терпимаго ко всему. От
сюда все достоинства, все недостатки его
поэзш,—и если вы будете разематривать его
съ этой точки, то съ удвоенной полнотой на
сладитесь его достоинствами и оправдаете
его недостатки, какъ необходимое следствш,
какъ оборотную сторону его же достоинствъ...
Призваше Пушкина объясняется историй
нашей литературы. Русская поэзш—переса-
докъ, а не туземный плодъ. Всякая поэзш
должна быть выражеишмъ жизни въ обшир-
номъ значеши этого слова, обнимающаго со
бой весь мфъ физичесшй и нравственный..
До этого ее можетъ довести только мысль.
Но, чтобъ быть выражешемъ жизни, поэзш
прежде всего должна быть поэзшй. Для искус
ства нЬтъ никакого выигрыша отъ произве
ден^, о которомъ можно сказать: умно, истин
но, глубоко, но прозаично. Такое произведе
т е похоже на женщину съ великой душой,
но съ безобразными лицомъ: ей можно уди
вляться, но полюбить ее нельзя; а между гЬмъ
немножко любви сделало бы счастливее, ч4мъ
много .удивлешя, не только ее, но и мужчину,
въ которомъ она возбудила это удпвлеше.
Произведения непоэтическш безплодны во
всГхъ отношеншхъ; между тймъ какъ произ-
веденш иа половину прозаичесшя бываютъ
полезны для общества и для частныхъ лю
дей; но они действующ. и въ этомъ отноше-
нш только на половину. Где помнятъ нача
ло поэзш, где поэзш явилась не какъ плодъ
иащональной жизни, а какъ плодъ цивилиза-
цш, тамъ для полнаго развитая поэзш нужно
прежде всего выработать поэтическую форму;
ибо, повторяемъ, поэзш прежде всего должна
быть поэзшй, а потоми уже выражать собой
то и другое. Вотъ причина явденш Пушкина
такимъ, какими онъ были, и вотъ почему они
ничемъ другими быть не моги. До него у насъ
не было даже предчувствш того, что такое ис
кусство, художество, которое составляетъ со
бой одну изъ абеодютныхъ сторонъ духа че-
ловеческаго. До него поэзш была только
красноречивыми изложентемъ прекрасныхъ
чувствъ и высокихъ мыслей, который не со
ставляли ея души, но къ которыми она от
носилась какъ удобное средство для доброй
цели, какъ белила и румяна для бледнаго
лица старушки-истины. Это мертвое понятае
о пользе поэтической формы для выраженш
моральныхъ и другихъ идей породило такъ-
называемую дидактическую поэзш и было вы
ражено Мерзляковымъ въ следующихъ сти-
хахъ, кажется, переведенныхъ ими изъ Тассо:
Такъ врачъ болящаго младенца ко устамъ
Несетъ (|палъ, сластьми упитанъ по краями:
Счастливецъ обольщенъ, пьетъ горькое цЪленье,
Обманъ ему дал7. жизнь, обмапъ ему спасенье!
Наша русская поэзш до Пушкина была
именно позолоченной пилюлей, подслащен
ными ленарствомъ. И потому въ ней истин
ная, вдохновенная и творческая поэзш толь-