467
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЬЛИНСКАГО.
46S
ченной и поэтической: первая—плодъ ума, вто
рая— плодъ любви, какъ страсти. Но отчего
же, скажугъ, называть это паеосомъ, а не
страстью?—Оттого, что слово «страсть» за-
ключаетъ въ себй поняты болйе чувственное,
тогда какъ слово «паеосъ» заключаетъ въ
себй поняты болйе нравственное. Въ страсти
много индивидуальнаго, личнаго, своекорыст-
наго, темнаго; въ вей можетъ быть даже низ
кое и подлое, по тому что можно питать страсть
не только къ женщинй, но к къ жеящинамъ,
не только къ славй, но и къ почестямъ, мож
но питать страсть къ деньгамъ, къ вину, къ
гастрономш. Въ страсти много чисто чув-
ственнаго, кровнаго, нерви ческаго, тйлесна-
го, земного. Иодъ «паеосомъ» разумеется
тоже страсть, и при томъ соединенная съ вол-
нешемъ крови, съ потрясешемъ всей нервной
системы, какъ и всякая другая страсть; но
паеосъ всегда есть страсть, возжигаемая въ
душй человека и д е е й и всегда стремящаяся
къ идей, следовательно, страсть чисто духов
ная, нравственная, небесная. Паеосъ простое
умственное поетижеше идеи превращаетъ въ
любовь къ идей, полную энергш и страстнаго
стремления. Въ философ]и идея является без-
плотной; черезъ паеосъ она превращается въ
тйло, въ дййствительный фактъ, въ живое
созданы. Отъ слова п а е о с ъ или п а т о с ъ
(pathos) происходить слово п а т е т и ч е -
CKi f l ,
наиболйе употребляемое въ отношении
къ драматической поэзш, какъ къ наиболйе
исполненной паеоса по своей сущности. Но мы
лучше объяснимъ значеше паеоса указаьчемъ
на него въ ьеликихъ произведеныхъ искус
ства.
Паеосъ Шекспировской драмы «Ромео и
Джюльета» составляетъ идея любви,—и по
тому пламенными волнами, сверкающими
яркимъ свйтомъ звйздъ, льются нзъ устъ
любовниковъ восторженныя п а т е т и ч е с к i я
рйчи... Это паеосъ любвн, потому что въ ли-
рическихъ монологахъ Ромео и Джюльеты
видно не одно только любованш другъ дру-
гомъ, но и торжественное, гордое, исполнен
ное упоены, признаны любви, какъ боже-
ственнаго чувства. Въ тйхъ монологахъ Ро
мео и Джюльеты, когда ихъ любви начало
угрожать несчастье, бурнымъ потокомъ изли
вается энергш раздраженнаго чувства, вдругъ
всгрйтившее препятетвы своему вольному и
широкому разливу.—Паеосъ «Гамлета» со
ставляетъ борьба негодованы на порокъ и
преступлены съ безсюпемъ вступить съ ними
въ открытый и отчаянный бой, какъ того
требуетъ сознаны долга. Гамлетъ въ покой-
номъ королй страстно любнлъ отца и высоко
уважалъ великаго человйка;— этотъ король
вйродомно, измйнннческн убитъ — и кймъ
же?— шутомъ и пьяницей, человйкомъ без-
душнымъ и подлымъ, который укралъ у сво
его родного брата и корону, и жизнь, и честь
его жены, Гамлетовой матери, которая, но
ничтожеству своего характера, дйлитъ съ
убШцей своего царя и брата, а ея мужа, не
праведно добытую власть и оскверненное
прелюбодйяшемъ ложе!... Сколько прнчинъ
для Гамлета мстить неумолимо, страшно за
поруганное право, за грйхъ цареубШства н
братоубЩства, за порокъ матери, за украден
ную подъ полой корону, за добродйтель, за
велнчы, за себя самого!.. Онъ знаетъ, что ему
должно дйдать, на чтб его вызвала судьба,—
н онъ робйетъ предстоящаго подвига, блйд-
нйетъ страшнаго вызова, колеблется п толь
ко говорить, вмйсто того чтобъ дйлать, въ
своей позорной нерйшительностн. Но если
слаба его воля, то душа его столько же ве
лика, сколько и чиста. Онъ это созяаетъ,—и
съ какой горечью, съ какой страстью вы
сказывается его презрйше къ самому себй
въ этихъ болыпихъ монологахъ, которые
тотчасъ, какъ онъ остается одинъ и сдержи
ваемое доселй чувство получаетъ свободу,
вырываются изъ него, словно огромная рйка,
скинувшая съ себя вешюй ледъ и затопляю
щая окрестный поля... Въ этихъ патетиче-
скихъ монологахъ выказывается весь паеосъ
этой трагедш, выступаетъ наружу та вну
тренняя эксцентрическая сила, которая заста
вила поэта взяться за перо, чтобъ сложить
съ души своей тяготившее ее бремя... Такихъ
примйровъ можно было бы привести много,,
но для объяснены нашей мысли довольно и
этихъ двухъ.
Итакъ, каждое поэтическое произведете
должно быть плодомъ паеоса, должно быть
проникнуто имъ. Безъ паеоса нельзя понять,
что заставило поэта взяться за перо и дало
ему силу и возможность начать и кончить
иногда довольно большое сочинены. Поэтому
выражены: «въ этомъ произведены есть идея,
а въ этомъ нйтъ идеи», не совсймъ точны и
опредйленны. Вмйсто этого должно говорить::
«въ чемъ состоитъ паеосъ этого произведе
ны?» или «въ этомъ произведены есть па
еосъ, а въ этомъ нйтъ». Это будетъ гораздо
опредйленнйе и точнйе: потому что мнопе
ошибочно принимаютъ за идею то, что мо
жетъ быть идеей вездй, кромй произведены,
гдй ее думаютъ видйть, и гдй она въ самомъ-
то дйлй является просто резонерствомъ, кое-
какъ прикрытымъ сшивными лохмотьями
бйдной формы, изъ-подъ которой такъ и
сквозить его нагота. Паеосъ—другое дйло.
Надо быть совершенно лишеннымъ всякаго
эстетическаго такта, чтобъ увидйть паеосъ
въ произведены холодномъ, мертвомъ, въ ко-
торомъ идея съ формой слиты какъ масло съ
водой или сшиты на живую нитку бйлыми
стежками.
Какъ ни многочисленны, какъ ни разно-