227 / 734
445
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
446
будунцй Пушкянъ—не ученикъ, не подра
жатель, а самостоятельный поэтъ:
Медлительно влекутся дни мои,
И каждый мигъ въ увядшемъ сердц* множить
Вс* горести несчастливой любви
И тяжкое безумш тревожить.
Но я молчу; не слышенъ ропотъ мой.
Я слезы лью... мн* слезы утешенье.
Моя душа, объятая тоской,
Въ нихъ горькое находить наслажденье.
О, жизни сов ь! лети, не жаль тебя!
Исчезни въ тьм*, пустое привид'Ьнье!
Мн'Ь дорого любви моей мученье,
Пускай умру, но пусть умру-—любя!
Въ пьесе «Къ товарищами передъ вы
пуском*» весть духъ, уже совершенно
чуждый прежней поэзш. И стихъ, и понятие,
и способъ выраженш —все ново въ ней, все
имЬетъ корнемъ своими простой и верный
взглядъ на дМствительность, а не мечты и
фантазш, облеченныя въ прекрасныя фразы.
Поэтъ, готовый съ товарищами своими
выйти на большую дорогу жизни, мечтаетъ
не о томи, что всЬ они достигнуть и бо
гатства, и славы, и почестей, и счастья, а
предвидитъ то, чт5 всего чаще и всего есте
ственнее бываетъ съ людьми;
Разлука ждетъ насъ у порогу;
Зоветъ насъ св*та дальшй шумъ,
И каждый смотритъ на дорогу
Въ волненьи юныхъ пылкихъ думъ.
Иной подъ киверъ спрятавъ умъ,
Уже въ воинственномъ наряд*
Гусарской саблею махнулъ;
Въ крещенской утренней прохлад*
Красиво мерзиетъ на парад*,
А грЪться *детъ въ карауль.
Другой, рожденный быть вельможей,
Не честь, а почести любя,
У плута знатнаго въ прихожей
Нокорнымъ плутомъ зритъ себя.
Несмотря на всю незрелость и Д'Ьтскш ха-
трактеръ первыхъ опытовъ Пушкина, изъ
нихъ видно, что они глубоко и сильно со
знавали свое призваше, какъ поэта, и смо
трели на него, какъ на жречество. Его восхи
щала мысль объ этомъ призванш, и онъ го
ворить въ посланш къ Дельвигу:
Мой другъ! и я ггЬвецъ! и мой смиренный путь
Въ цв*тахъ украсила богиня п*еноп*нья,
И мн* въ младую боги грудь
Влшли пламень вдохновенья!
Жажда славы сильно волновала эту молодую
и пылкую душу, и заря поэтическаго без-
смертщ казалась ей лучшей нелью бытш:
Ахъ, в*даетъ мой добрый гешй,
Что предпочелъ бы я скор*й
Безсмерт1ю души моей
Везсмерпе своихъ творений.
Такихъ и подобных* этими стиховъ, доказы
вающих*, сколь много занимало Пушкина
его поэтическое призванш, очень много въ
его «дицейскихъ» стихотвореншхъ. Между
ними замечательно стихотвореше «Къ моей
Чернильнице»:
Подруга думы праздной,
Чернильница моя!
Мой в*къ однообразный
Тобой украсилъ я.
Какъ часто, другъ, веселья
Съ тобою забывалъ,
Условный часъ похмгълья
И прадзничный бокалъ!
Подъ с*нью хаты скромной,
Въ часы печали томной,
Выла ты предо мной
Съ лампадой и мечтой.
Въ минуты вдохновенья
Къ теб* я приб*галъ
И музу призывалъ
На пиръ воображенья.
Сокровища мои
На дн* твоемъ таятся...
Тебя я посвятилъ
Занятшмъ досуга
И съ л*ныо примирилъ;
Она твоя подруга!
Съ тобой усп*хъ узналъ
Отшельникъ неизв*стный...
Зав*тный твой кристаллъ
Хранить огонь небесный;
И подъ-вечеръ, когда
.Перо по книжкп бродитъ,
Безъ всякаго труда
Оно въ тебгь находить
Концы моихъ стиховъ
И вгърность выраженья,
То звуковъ или словъ
Нежданное стеченье,
То пдкой шутки соль,
То странность ривмы новой,
Неслыханной дотоль.
Вотъ уже какъ рано проснулся въ Пушкине
артистичесшй элементъ: еще отрокомъ, безъ
всякаго труда находя въ чернильнице кон
цы своихъ стиховъ, думали онъ о верности
выраженья и задумывался надъ неожидан
ными стечешемъ звуковъ или словъ и стран
ностью дотоле неслыханной новой риемы!
Къ какими же чертами принадлежать воль
ность и смелость въ понятшхъ и словахъ.
Въ одномъ посланш онъ говорить:
Устрой гостями пирушку;
На столикъ вощаной
Поставь
пивную круоюку
И кубокъ пуншевой.
За исключешемъ Державина, поэтической
натуре котораго никакой предметъ не казал
ся низкими, изъ поэтовъ прежняго времени
никто не решился бы говорить въ стихахъ
о пивной кружке, и самый пуншевый кубокъ
каждому изъ нихъ показался бы прозаиче
скими: въ стихахъ тогда говорилось не о
кружкахъ, а о фшлахъ, не о пиве, а объ
амброзш и другихъ благородныхъ, но не су-
ществующихъ на беломъ свете яапиткахъ.
Затеявъ писать какую-то новгородскую по
весть «Вадимъ», Пушкинъ, въ отрывке изъ
нея, употребили стихъ: «Но тынъ обросъ
крапивой дикой». Слово т ы н ъ , взятое прямо
изъ игра славянской и новгородской жизни,
норажаетъ сколько своей смелостью, столько
и поэтическими инстинктомъ поэта. Изъ преж-