Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  226 / 734 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 226 / 734 Next Page
Page Background

443

С0ЧИНЕН1Я В. Г. Б'ЬЛИНСКАГО.

444

«Къ Молодой Вдовй», вы увидите въ нихъ

Пушкина ученикомъ Батюшкова. По отдйлкй

к

стиху первое стихотвореше слишкомъ

вгзывается датской незрелостью; но сле­

дующее и по стихамъ напоминаетъ Ба­

тюшкова. Пьесы: «Осгаръ» и «Эвлега»

навеяны скандинавскими стихотвореншми

Батюшкова. Въ то время пользовалось

большой известностью действительно пре­

красное послаше Батюшкова къ Жуков­

скому—«Мои Пенаты». Оно родило множе­

ство подражашй. Пушкинъ напиеалъ въ

роде и духе этого стихотворения довольно

большую пьесу «Городокъ». Подобно Ба­

тюшкову, Пушкинъ въ этомъ стихотвореши

говорить о своихъ любимыхъ писателяхъ,

которые заняли место на полкахъ его из­

бранной библиотеки. Только онъ говорить

не объ однихъ русскихъ писателяхъ, но и

«бъ иностранныхъ. Несмотря на явную

подражательность Батюшкову, которой за­

печатлена эта пьеса, въ ней есть нечто

и свое, Пушкинское: это не стихъ, который

довольно плохъ, но шаловливая вольность,

чуждая того, что французы называютъ

pruderie

, и столь свойственная Пушкину.

'Онъ нисколько не думаетъ скрывать отъ

света того, что вей дйлаютъ съ наслажде-

шемъ наедине, но о чемъ вей при дру-

гихъ говорить тономъ строгой морали; онъ

называетъ вейхъ своихъ любимыхъ писате­

лей. Юношеская заносчивость, безпрестанно

придирающаяся сатирой къ бездарнымъ пи-

еакамъ и особенно главе ихъ, известному

Свистову, также характеризуешь Пушкина.

Въ нйкоторыхъ изъ «лицейскихъ» стихо-

творешй сквозь подражательность прогля-

дываетъ уже чисто Пушкинсюй элементъ

поэзш. Такими пьесами считаемъ мы сле­

дующий «Окно», «Элегш» (числомъ восемь),

«Горащй», «Усы», «Желаше», «Заздравный

Еубокъ», «Къ товаршцамъ передъ вы-

аускомъ». Онй не вей равнаго достоинства,

но нйкоторыя по тогдашнему времени просто

прекрасны. А тогдашнее время было очень

невзыскательно и неразборчиво. Оно издало

(1815—1817) двенадцать томовъ «Образцо-

выхъ русскихъ сочинетй и переводовъ въ

стихахъ и прозй» и потомъ (1822—1824)

ихъ же переиздало сь исправленшми, до-

нолненшми и умножен1емъ и, наконецъ, не

удовольствуясь этимъ, напечатало (1821—

1822) «Собрате новыхъ русскихъ сочинетй

и переводовъ въ стихахъ и прозй, вышед-

шихъ въ свйтъ огь 1816 по 1821 годъ»,

и «Собрате новыхъ русскихъ сочинетй

и переводовъ въ стихахъ и прозй, вышед-

шихъ въ свйтъ съ 1822 по 1825 годъ».

Большая часть этихъ «образцовыхъ» сочи-

нешй весьма легко могли бы почесться

образчиками бездарности и безвкуеш. «Вос-

поминашя въ Царскомъ Селй» Пушкина

были действительно одной изъ лучшихъ

пьесъ этого сборника, а Пушкинъ никогда

не помйщалъ этой пьесы въ собраши своихъ

сочинетй, какъ будто не признавая ее своей,

хотя она и напоминала ему одну изъ луч­

шихъ минуть его юности! И потому стихо-

творенш Пушкина, о которыхъ мы начали

говорить, имйли бы полное право, особенно

тогда, смйло итти за образцовый и не въ

такомъ сборникй; — только черезъ мйру

строгий художнически! вкусъ Пушкина могъ

исключить изъ собранш его сочинетй такую

пьесу, какъ,- напримйръ, «Горащй». Пере-

водъ изъ Горацш или оригинальное про­

изведете Пушкина въ горашанскомъ духй,

—что бы ни была она, только никто изъ

старыхъ, ни изъ новыхъ русскихъ гтере-

водчиковъ и подражателей Горацш не го-

ворилъ такимъ горащанскимъ языкомъ и

складомъ и такъ вйрно не передавалъ инди-

видуальнаго характера горащанской поэзш,

какъ Пушкинъ въ этой пьесй, къ тому же

и написанной прекрасными стихами. Можно

ли не слышать въ нихъ живого Горацш?—

Кто изъ боговъ мнЪ возвратилъ

Того, съ кЪмъ первые походы

И браней ужасъ я дЪлилъ,

Когда за призракомъ свободы

Насъ Врутъ отчаянный воднлъ;

Съ кЪмъ я тревоги боевыя

Въ шатрЪ за чащей забывалъ,

И кудри плющемъ увитыя

СирШскимъ мирромъ умащалъ?

Ты помнишь часъ ужасной битвы,

Когда я, трепетный квиритъ,

Б’Ьжалъ, нечестно брося щитъ,

Творя обЪты и молитвы?

Какъ я боялся, какъ бЪжалъ!

Но ЭрмШ самъ внезапной тучей

Меня покрылъ и въ даль умчалъ

И спасъ отъ смерти неминучей.

А ты, любимецъ первый мой,

Ты снова въ битвахъ очутился...

И нынЪ въ Римъ ты возвратился,

Въ мой домикъ темный и простой.

Садись подъ тЪнь моихъ пенатовъ!

Давайте чаши! не жалЪй

Ни винъ моихъ, ни ароматовъ!

Готовы чаши; мальчикъ! лей;

Теперь некстати воздержанье:

Какъ диюй скиеъ, хочу я цить

И, съ другомъ празднуя свиданье,

Въ вингЬ разеудокъ утопить.

Въ этомъ стихотвореши видна художническая

способность Пушкина свободно переноситься

во вей сферы жизни, во вей вйка и страны,—

виденъ тотъ Пушкинъ, который при концй

своего поприща яйсколькими терцинами въ

духй Дантовой «Божественной комедш» по-

знакомилъ русскихъ съ Дантомъ больше,

чймъ могли бы это сдйлать всевозможные

переводчики,—какъ можно познакомиться съ

Дантомъ, только читая его въ подлинкикй...

Въ слйдующей маленькой элегш уже виденъ