221 / 734
433
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
434
сравнивать ихъ съ нимъ, нельзя не согла
ситься, что между ними и Г[ушкинымъ такое
же отношеше, какъ между большими реками
и еще несравненно большей, которая соста
вляется пзъ ихъ соединепныхъ водъ, погло-
щаемыхъ ею.
Пушкинъ явился именно въ то время,
когда только что сделалось возможнымъявле-
т е на Руси поззш, какъ искусства. Двена
дцатый годъ быль великой эпохой въ жизни
Росши. По своими едйдствшмъ, онъ быль
величайшими событаемъ въ исгорщ России
после царствозаюя Петра Великаго. Напря
женная борьба на смерть съ Наполеономъ
пробудила дремавшая силы
P
occíe
и
заста
вила ее увидать въ себе силы и средства,
которыхъ она дотоле сама въ себе не подо
зревала. Чувство общей опасности сблизило
между собой еословш, пробудило духъ общно
сти и положило начало гласности и публич
ности, столь чуждыхъ прежней патршрхаль-
ности, впервые столь жестоко поколебанной.
Чтобъ видеть, какое огромное влшнш имели
па Россш великш еобытая 1812—1814 го-
довъ, достаточно прислушаться къ толкамъ
старожидовъ, которые съ горестью говорить,
что съ двенадцатая года и климатъ ¡¡ъ Рос
сш изменился къ худшему, и все стало до ■
роже: добряки не понимаюсь, что дорого
визна эта была необходимыми сдЬдствшмъ
увеличивавшихся яуждъ образованной жи
зни, следовательно, призяакомъ сильно дви
нувшейся впереди цивилизащи. Въ это время,
веледствт ею же вызваиныхъ событай, Фран
ция, столько времени боровшаяся со всей
Европой и ознакомившаяся въ этой борьбе
со своими соседями, уже начала отрекаться
отъ евоихъ литературньтхъ предразеудковъ.
Она увидела, что у соседей ея есть не только
умъ и талантъ, но и богатыя литературы;
она поняла, что Корнель и Расинъ еще не
исключительные представители творческаго
изящества, а Шекспиръ, Гёте и Шиллеръ—
совсемъ не представители замечательныхъ
даровашй, искаженныхъ дурными вкусомъ
и незнашемъ истинныхъ правили искусства;
она догадалась даже, что ни классическая
„Ars Poética“
Горацш, ни подражательная
ей
„L’Art Poétique“
Вуало, ни теория Баттё,
ни критика Лагарпа уже не могутъ быть
эстетическнмъ Кораномъ, и что въ туманныхъ
умозрйншхъ нймцевъ вооб!це и романтиче-
скихъ созерцашяхъ Шлегелей въ частности
есть много истин наго и вйрнаго касательно
искусства. Словомъ, ромаатизмъ вторгся и
во Фраяцш, тесня и изгоняя ея псевдо-
классичесшй китаизмь, основанный на гор
дой мысли, что только одними французами
Вогъ далъ и умъ, и вкуси, отказавъ въ этпхъ
дарахъ нсймь другимъ нацшмъ. Франтя
жадно прислушивалась къ мрачными и гро-
мовымъ звуками лиры Байрона, предчув
ствуя въ нихъ свое собственное возрождеше
къ новой жизни, и ноэтичесше разсказы
Вальтеръ-Скотта о среднихъ вйкахъ появля
лись уже на французскомъ языке почти въ
то же время, какъ появлялись въ Лондоне
на англШскомъ. Падете военнаго террориз
ма Наполеона развязало Фраящи руки не
только въ нолитическомъ отношеши, но и въ
отношеши къ науке и литературе: ненави
димые и гонимые имъ «идеологи» свободно и
ревностно принялись за свое дело; литера
тура и поэзщ ожили. Это имело прямое и
сильное влшше на нашу литературу. Когда
увенчанная славой Россш начала отдыхать
отъ евоихъ поб'йдъ п торжествъ и процветать
миромъ въ «гордомъ и полномъ довеР1я не
кое». наши обветшалые и заплесневелые
журналы того времени и патршрхъ ихъ,
«Вестникъ Европы;, начали терять свое
влшше и перестали со своими запоздалыми
идеями быть оракулами читающей публики.
Явилась новая публика съ новыми потребно
стями,—публика, которая изъ самыхъ исгоч-
никовъ иностранныхъ, а не изъ заплесневЬ-
лыхъ русекихъ журналовъ, начала черпать
понятая и суждения о литературе и искус-
сгвахъ и которая начала следить за успе
хами ума человъческаго, наблюдая ихъ соб
ственными глазами, а не черезъ тусклый
очки устаревшихъ педантовь. Около два-
дцатыхъ годовъ въ «Сыне Огечества» нача
лись споры за романтизмъ; вскоре после того
появились альманахи, какъ прибежище но-
зыхъ дитературныхъ потребностей и иоваго
литературнаго вкуса, которые сь 1825 года
нашли своего представителя и выразителя
въ «Московскомъ Телеграфе». Внрочемъ, да
не нодумаютъ читатели, чтобъ въ этомъ яо-
верхностномъ С[иа
81
-романтизме мы видели
какую-то великую истину, действительность
которой и теперь не подвержена сомнение.
Нетъ, такъ-называемый романтизмъ двадца-
тыхъ годовъ, этотъ недоучившшея юноша
съ немного растрепанными волосами и чув
ствами, теперь сзгЬшонъ со своими старыми
претензшми; его «высшш взгляды» теперь
сделались косыми, близорукими, а сбивчивыя
и неонреде.женныя теорш превратились въ
пустыя фразы и обветшалый слова. Но вся
кому свое! Справедливость требуетъ согла
ситься, что въ свое время этотъ псевдо-
романтизмъ принесъ великую пользу лите
ратуре, освободивъ ее отъ болотной стояче-
сти и заплесневЬлости и указавъ ей столько
широкихъ и свободныхъ путей. Доказатель-
ствомъ этого можетъ служить, что лучине
ноэтичесше труды Жуковскаго совершены
имъ или около, или после двадцатыхъ годовъ,
какъ-то: переводъ «Торжества Победителей»,
«Жалобы Цереры», «Элевзинскаго Празд-