37 – Только цвета черного, – вновь на взлете срезает Иов. – Не туды, Ленька, глаза пялишь. Вона, к ночи, два голубя сели на крест Николы наскального. И то верно. Вижу англичанина и нашего природного останкинского русака. Понимай ты их пернатых, как хочешь, а окромя нас с Иовом и понимать здесь некому. …Очен-но важно быть в едином духе. Слов даже не надо произносить, а все меж собеседниками ясно. Непроводная связь требует взаимности, любви... Ведь и птица – не дура. Её за просто живешь не приручить. Она не на свист летит к тебе, а по долгу сферы ответственности. Вот и мы с Иовом в одно дыхание дышим, спускаемся к Николе. Чапает он, шаркая, по тропе одинокого монаха, клюкой постукивает. Птицы смиренно одесную от верха на кресте церкви святого Николы сидят, звучно урчат согласные песни, чтобы мы с монахом их слышали… Красоты несказанные на скале преподобного Иоанна затворника. Церквушка каменная, беленькая под зеленым куполом с окошками резными в круглой кованной славянским орнаментом оградке, а внизу ревет весенний поток Северского Донца и необъятные дали лесов, полей, лугов, озер… Задохнуться можно от свежести мирного духа природы посреди войны. – Ур-урр-уррр-ру-рууу… – приземляясь на ступени входа, призвали нас почтовые, что на человечьем наречии значит: делу время, потехе не час. – Снимай показания, – говорю Иову, – твое время настало, – и англичанин садится в протянутые руки
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=