36 Иова на пороге, что, верно, сообща с курьером меня дожидались. Конечно, ни здрасте тебе, ни пожалуйста. С места в карьер: – Обучай, – говорит, и курьер ему прямо на плечо сел, будто старому приятелю. – Ур-урр, – кивает англичанин, то бишь снимай, старик, показания, грудь колесом в лицо тычет… Да, нет, конечно, не орден ждет почтовый курьер: на груди камера для съемки местности. Погладил его по спинке, снял с плеча инока, подержал на груди… Сменил кассеты со съемкой на чистые, что принес с собою Иов. Держу в руках курьера, сердце рвется. Война – не шутка, на ней всех побивают, а почтаря, если признают, то уж первым делом. Ни англичанина, ни себя не жалко, за Марысю – обидно. Своею кровью она их пестует, научает на теперь чужой, а еще вчера, можно сказать, родной стороне, на Кинбурне. Сколько всего они видят, сколькому радуются с её легкого сердца. То с чайками по косе пройдутся, то фазанов встряхнут, а то и волкам жару дают… – Отпускай с миром, – прервал мое смятение Иов, – на свет солнца. Вечером еще понежишься… – и так же без эмоций ушел в зелень кущей… *** …в вечеру закат пылал. Небо синее-синее. Теплынь вокруг, птицы поют, весна буйствует, колоколы монастырские архиерея встречают. Вижу с горы, как с разных ворот, закутков семенят в собор монахи и богомольцы. Прям чувствую, как на спине крыла вырастают…
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=