28 безболезненно пристрелят, если вдруг прощелкаешь семечками… Сидим. Молчим. Ни дать, ни взять. Зори накалились, аж звенят в небе. Мысли кубарем: «Как же меня угораздило? Лежал себе под звездами в траншее, разные мысли думал, когда над головой и пули и снарядылетали…Выдрали, можно сказать, из земли, и на тебе, дорогой товарищ Леня, отправляйся… Убить могут, конечно, везде, и даже в парижском метро, но почему я?» – Именно потому, – будто читая мои куцые мысли, продолжил командир, – что ты верующий и тебя все равно надо отпускать на Пасху в церковь и там все такое прочее… А тут тебе все сразу: и церковь, и монастырь, и белые акации… Ну, то есть свидание с любимой… Делать нечего. – Когда? – спрашиваю. – Да сейчас и иди! – То есть? – То и есть, что прямо так и иди. Самое время. Темно, до рассвета часа два-три. Километров двадцать махнуть можно… – По минному полю, – говорю как в никуда. – А здесь все минные поля. Ты, Леня, сам понимаешь, чувствовать жизнь должен, дорожить ею, если на Пасху в церковь собрался, – и как-то заерзал командир: – Ты, Леня, мне душу не ешь, раз верующий… Не сиди тут под зорями, зябко стает. Не задерживай мое внимание, а то что люди-то скажут, а им на позиции… Запускай уже свою птичью развед-
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=