70 – Мамо! – крикнул я, влетевши к себе во двор. Мать, словно из самого воздуха тут же выткалась на крыльце, перепугано бросилась мне навстречу. – Там... В Окопе... Она ж орёт! – Кто? – Да баба ж Миланья! – О, Господи! И через минуту мать уже бежала по шляху, на ходу снимая с себя передник и размахивая им, как флагом. А вскоре она уже сидела с бабой Миланьей возле нашего двора. Подкравшись поближе к калитке, я прислушался. И был очень поражён, когда различил, как баба Миланья очень уж обыкновенным голосом спрашивала у моей матери: – Мы с тобой вроде бы у Одарки с одного пучка рассаду брали? А у меня пока ещё ни один помидор не завязался... – Да будь они неладны, эти помидоры, – сказала моя мать. – Сроду ни у кого рассады я не брала, всегда своей обходилась, а тут позарилась... – Да всегда ж у неё помидоры были самыми уродными... А вечером мать рассказывала отцу: – Хлопцы наши примчались, всех напугали так, что теперь только и разговоров будет. И до Окопа я бегу, а сама думаю: зачем бежать, если она хоть разок не в подушку, а на свободе выплачется уже как следует... Ну, а потом я её увидала и сразу поняла, что вроде бы как оно её отпустило... И действительно, больше мы не слышали ночных завываний бабы Миланьи. И уже не всматривалась она в меня со своей жуткой пристальностью. Но и заманивать к себе не перестала. А один раз зазвала она всю нашу ватагу. Но мы, поглотав её угощение, умчались на улицу так быстро, что она только и успела крикнуть: – Ну, чистые воробьи, а не хлопцы! И вот так, уже как все люди, век свой она дожила.
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=