50 опасаясь ещё больше напугать трясущегося от страха небольшого зайчонка. Может, это его первая самостоятельная прогулка. – Надо же, – ухмыльнулся он на свою невесть откуда взявшуюся нежность. – Сидит, дрожит, но какой упёртый он в своей трусости! Верит, малышок, в то, что всё обойдётся и запрыгает он скоро опять по спокойной лужайке. Не знал солдатик, что спас его зайчишка. Не засмотрись он на зверька, быть ему уж на том свете. Как раз возле сапога и была мина. Разок бы шагнул – и прямо на неё наступил бы. Миша её увидал, отпуская ветку куста. Как это он не заметил? А ещё хвастался своей наблюдательностью. Кто ж её сюда установил? Противопехотная вроде. Надо идти ещё внимательнее теперь. Ух, и рвануло бы сейчас! Вся операция насмарку! Неизвестно, есть ли в Лесу наши. А фрицы точно этому взрыву рады были бы. Он выдохнул, потом улыбнулся вмиг побледневшими губами: – Знал бы зайка, что сейчас чуть ли не подвиг совершил, вот загордился бы. Может, смелости добавилось бы. Вот дела… Мысленно поблагодарив лесного друга, Михаил пошёл дальше. – Нет, дружок, верить-то и мы верим, что всё будет хорошо, так как надо. И война скоро закончится. А куда ж ей деваться. Закончится. И у нас тоже мирная «лужайка» будет. Только вот сидеть тихонько, как зайчонок, и ждать нам нельзя. Никак нельзя. Сама по себе война не прекратится. Немец от лакомого куска земли не откажется. Для него-то, немчуры, это просто территория, а для нас – родимая земля, дедами ухожена, их потом напоена, а трудами вскормлена. Нет, трусить нам никак нельзя. Чужого мы не просим, и к нашему руки не тяни… Шёл парень привычным пружинистым шагом быстро и бесшумно. Понятное дело, он спешил, но всё ж успел приметить рябинку с большими, прямо царскими по величине и цвету, уже вполне спелыми гроздьями. Хоть и война идёт, а жизнь берёт своё. Сорвал он несколько гроздей, да так, чтоб неприметно было, сунул в карман. Пригодится, солнце вон уже высоко, а во рту ни маковой росинки.
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=